А время выбирает не только своих героев, но и поэтов. Россия вступала в десятилетие Наполеоновских войн — небывалых по масштабам, ожесточенности, кровопролитию и последствиям. «Военная тема», входя в повседневную жизнь, выходила на первый план в литературе, потому как была востребована общественным сознанием. Однако торжественные оды Екатерининской эпохи, славившие Потёмкина, Румянцева, Суворова, остались в прошлом, равно как и их победы.

Доктор филологических наук Борис Эйхенбаум писал: «Нужен был, очевидно, решительный ход в сторону: от батальных тем — к военно-бытовым, от абстрактно-героического тона — к созданию конкретной фигуры „поэта-воина“, от высокого стиля — к стилю низкому, профессионально-бытовому. Логика эволюционного процесса требовала, чтобы военная тема оказалась в руках профессионала, самая поэтическая работа которого была бы связана с военным делом, с военным бытом — не как специальное занятие литератора, а как результат его досуга. Иначе говоря, военная поэзия должна была отъединиться от „штатской“, но вместе с тем освободиться и от одописных традиций, а пойти по линии тех же „домашних жанров“ — как их специфическая разновидность. Нужен был не батальный пейзаж в стиле Тасса, а реальный автопортрет военного героя. Нужна была личностная поза, нужны были личность, тон и голос: не „воспевание“ героя, а рассказ самого героя о самом себе — и рассказ конкретный, бытовой, с деталями жизни и поведения… Нужен был, иначе говоря, интимный портрет военного героя, лирическая автобиография в духе новых бытовых жанров — с живыми интонациями, с профессионально-бытовым языком, с чертами определенной индивидуальности.

Именно это и было сделано в стихах Дениса Давыдова». Эти рассуждения советского ученого можно завершить словами из рецензии на очередное издание давыдовских сочинений, опубликованной в «Литературной газете» более чем полтора века тому назад:

«Любопытный элемент этот [Давыдовский] в русской поэзии родился вместе с Давыдовым, дошел вместе с ним до своего апогея и умер вместе с ним же, произведя немного и большей частью весьма неудачных подражателей».

Ну да, «второго Давыдова» у нас нет, хотя поэтов «военной темы» было и есть немало… Однако в стихах Дениса отразилась душа той армии, в которой он служил, — лихих, отважных, бесшабашных и блистательных полков первой половины царствования Александра I, сокрушивших Наполеона, поразивших Европу своими благородством и своеобычной красотой… Но все изменилось после возвращения армии из Заграничного похода, а особенно — после «Семеновской истории», и к николаевскому царствованию армия была уже совершенно иной. Соответственно, менялось и общество, и то, что во времена Давыдова считалось доблестью, стало осуждаться — впрочем, об этом мы еще поговорим особо… Напоминать, что в Красной — Советской армии всякого рода «гусарщина» прямо-таки «выжигалась каленым железом», мы не будем, а про современную армию, из которой всячески удаляется именно военный, «строевой» — совершенно непонятный для штатских, но крайне необходимый — элемент, вообще помолчим.

Так что «второму Давыдову» взяться просто неоткуда — как бы он ни был талантлив: коренным образом изменились военная служба и отношение к ней, так же как и сама психология военного человека.

Давыдов писал: «За тебя на черта рад, наша матушка Россия!»

В современной «официальной» армейской песне, в которую популярный поэт-песенник вложил, очевидно, весь свой талант, поется:

Про «удивительную страну» — точнее не придумаешь! Воистину, «умри Денис, лучше не напишешь!» — как это было сказано о другом Денисе…

Писать о службе нашего героя в белорусских гусарах еще сложнее, чем в кавалергардах.