Можно возразить, что это были суровые времена правления императора Николая I — но даже и в «дней Александровых прекрасное начало» поэтам порой приходилось весьма несладко. Достаточно анекдотичный случай произошел с двумя армейскими стихотворцами-дилетантами как раз в ту самую Шведскую кампанию. Говорим «анекдотичный» лишь потому, что оба они остались живы, ибо в ином случае анекдот мог превратиться в трагедию — подобно судьбе Полежаева. О произошедшем рассказал все тот же достопочтенный Фаддей Венедиктович:

«В корпус графа Каменского присланы были из Петербурга военным министром графом Аракчеевым поручики Белавин и Брозе, не помню какого пехотного армейского полка. Они общими силами написали сатирические стишки, под заглавием: Весь-гом. (У меня остался в памяти один куплет, и по прошествии сорока лет можно привесть его:

Господа поэты стоили наказания, потому что сказали неправду. Стыда тут не было: по сознанию самого Наполеона, русские дрались превосходно под Фридландом. В этом роде были все куплеты, и каждый кончался словом: весь-гом.) Надобно знать, что прежде командовали: „весь-кругом!“ и что это движение, фронтом в тыл, делалось медленно, по три темпа, с командою: раз, два, три, а потом стали делать в два темпа, по команде в два слога: весь-гом. Эта маловажная перемена послужила армейским поэтам к критическому обзору Аустерлицкой и Фридландской кампаний. В службе не допускаются ни сатиры, ни эпиграммы, и молодых поэтов наказали справедливо и притом воински. Военный министр прислал их к графу Каменскому без шпаг, т. е. под арестом, предписав: „Посылать в те места, где нельзя делать весь-гом“. Эти офицеры были прекрасные, образованные молодые люди. В первом сражении граф Каменский прикомандировал их к стрелковой цепи, однако же без шпаг. Поэты отличились, и не смея прикоснуться ни к какому оружию, потому что считались под арестом, вооружились дубинами и полезли первые на шведские шанцы. Граф Каменский после сражения возвратил им шпаги и написал к военному министру, что „стихи их смыты неприятельской кровью“. Граф Аракчеев позволил им возвратиться в полк, но они не согласились и остались в корпусе графа Каменского до окончания кампании, отличаясь во всех сражениях».

Подобное наказание, очевидно, навсегда отвратило молодых людей от рифмотворчества — стихов их мы нигде не видели. Зато, насколько помнится, некий капитан с редкой фамилией Брозе был при Бородине в рядах Елецкого пехотного полка, потерявшего в том бою две трети своего состава. Насчет Белавина ничего сказать не можем.

Все ж интересно отметить, как много пишущих стихи было среди русского офицерства! Сколько поэтов, различных по своему уровню и известности, но объединенных тем, что они носили эполеты, встречается в одной лишь этой главе нашего повествования! Причем в то время поэтическое творчество еще не увлекло общество. Какое иное сословие, кроме военного — не берем в расчет «цех задорный» профессиональных литераторов, — имело такую тягу к рифмам?..

…Кампания 1808–1809 годов, несмотря на свои яркие страницы (переход войск князя Багратиона по льду на Аландские острова нередко сравнивают с Альпийским походом Суворова) и чрезвычайно выгодные для России результаты (присоединение Финляндии), оказалась заслонена войнами с Наполеоном, в особенности — скорым уже 1812 годом.