— Ну, онъ и дастъ вамъ, когда вернется, а мы не дадимъ.

— Позвольте-съ… Да вѣдь я его виночерпій. Если на мнѣ такой чинъ…

— Вы куда это? — крикнула ему вслѣдъ Клавдія. — Нашивая на юбку кружево, и приказала Сонѣ ставить самоваръ.

Перешеевъ умолкъ и продолжалъ кряхтѣть, тяжело вздыхая по временамъ и держась за бока, какъ-бы ощущая въ нихъ боль. Наконецъ, онъ закурилъ папироску и нервной походкой алкоголика вышелъ изъ избы.

— Вы куда это? — крикнула ему вслѣдъ Клавдія. — Вы смотрите, не подвѣсьтесь у насъ подъ навѣсомъ. А то хлопотъ надѣлаете.

Но Перешеевъ ничего не отвѣчалъ.

— Вотъ оно вино-то до чего доводитъ! — съ соболѣзнованіемъ вздохнула Соня. — Спаси Господи и помилуй всякаго! Я вотъ всегда за нашего тятеньку боюсь. Как-бы съ нимъ чего не случилось. Помнишь, вѣдь разъ хмельной бросился онъ въ рѣчку, — обратилась она къ сестрѣ.

Черезъ четверть часа сестры сидѣли за самоваромъ. Клавдія продолжала нашивать кружева. Заскрипѣло крыльцо и по ступенямъ кто-то стучалъ сапогами.

— Вонъ онъ… Не подвѣсился… Обратно идетъ… — сказала Клавдія и улыбнулась.

На это былъ не Перешеевъ. Это былъ заводскій приказчикъ Ананій Трифоновъ. Онъ стоялъ въ дверяхъ, держалъ въ рукахъ картузъ и бумажный тюрикъ и кланялся.

— Чай да сахаръ, умницы… Клавдіи Феклистовнѣ особенное почтеніе. Все-ли въ добромъ здоровьѣ изволите быть? — спрашивалъ онъ.

Клавдія сморщилась и отвѣчала:

— А вамъ какое дѣло?

Приказчикъ улыбнулся.

— Вижу, что сегодня Клавдія Фекилстовна на работу не изволили выдти, ну, я, какъ начальство и счелъ долгомъ… — проговорилъ онъ.

— Это вы-то начальство? — засмѣялась Клавдія. — Не считаю я васъ своимъ начальствомъ.

— А то какъ-же-съ? Я приказчикъ, поставленъ на заводѣ старшимъ надъ рабочими.

— Я порядовщица… Я на задѣльной платѣ — хочу работаю, хочу не работаю, и вовсе вамъ до меня дѣла нѣтъ. Да-съ… Такъ вы и знайте. Вы зачѣмъ-же собственно пришли-то?

— Единственно ради того руководства, чтобъ навѣстить васъ и узнать о вашемъ драгоцѣнномъ здоровьѣ, Клавдія Феклистовна.

— Напрасно безпокоились. Это совсѣмъ даже не подходитъ и довольно странно.

Приказчикъ переминался съ ноги на ногу и спросилъ:

— Присѣсть можно?

— Садитесь, коли пришли. Не могу-же я васъ гнать, — отвѣчала Клавдія.

— Позвольте прежде угощеніе сдѣлать. Я съ гостинцемъ пришелъ.

Приказчикъ положилъ на столъ тюрикъ.

— Что это такое? — кивнула Клавдія на тюрикъ.

— Вашъ любимый фруктъ-съ… Подсолнухи…

— Онъ мой любимый фруктъ только тогда, когда я его на свои покупаю. А если ужъ хотите преподносить угощеніе, то могли-бы принести что-нибудь получше.

— И еще есть-съ… Карамель… Къ чаю отлично.

Приказчикъ вынулъ изъ кармана маленькую жестяную коробочку и положилъ ее тоже на столъ.

— И это угощеніе только на пятіалтынный! — воскликнула Клавдія.

— Теплая душа моя вамъ въ придачу, Клавдія Феклистовна. Душа и сердце.

Приказчикъ почесалъ лысину, потеребилъ клинистую свою бородку и сѣлъ съ столу.

— Не надо мнѣ ни вашей души, ни вашего сердца. Изъ нихъ шубы себѣ не сошьешь, — сурово сказала Клавдія и прибавила, обратясь къ сестрѣ:

— Принеси сюда, Соня, еще чашку и налей ему чаю.

— Благодарю покорно, Клавдія Феклистовна, — проговорилъ приказчикъ, и когда Софья скрылась въ другой комнатѣ, протянулъ къ Клавдіи руку, осклабился въ улыбку и восторженно прошепталъ:- Бутонъ! Изсушили вы меня, душистый бутонъ!

Клавдія ударила его по рукѣ и сердито произнесла:

— А вотъ за это не только что чаемъ поить, а и совсѣмъ вонъ выгоню! Прошу вашихъ рукъ не распространять.