Изменить размер шрифта - +
Она сказала Джонни, и он расстроился. Он вернулся к ремеслу поющего официанта и был этому рад, работал часто, вел себя разумно, особо не выпивал и почти все деньги приносил домой. Известие о втором ребенке застало его врасплох – он почувствовал себя загнанным в ловушку. Ему только двадцать лет, Кэти – восемнадцать. Джонни подумал, что они совсем молоды, а жизнь уже пропала. Услышав новость, он ушел из дома и напился.

Повитуха зашла некоторое время спустя узнать, как сработало ее колдовство. Кэти сообщила, что колдовство не сработало, потому что она беременна и ведьма тут ни при чем. Повитуха задрала подол и полезла в обширный карман, пришитый к нижней юбке. Она вынула бутылку со зловещей темно-коричневой жидкостью.

– Держи, вот лекарство от твоей беды, – сказала она. – Делай по хорошему глотку утром и вечером, и через три дня будешь как новенькая.

Кэти отрицательно потрясла головой.

– В чем дело, боишься, что скажет священник? – спросила повитуха.

– Нет. Просто я не могу убивать.

– Это не убийство. Какое убийство там, где еще нет жизни. Ты же пока не чувствуешь, что он шевелится, так ведь?

– Не чувствую.

– Ну вот! – Она торжествующе стукнула кулаком по столу. – Я с тебя возьму всего один доллар за целую бутылку.

– Спасибо, но она мне не нужна.

– Не глупи. Ты сама еще почти девочка, у тебя и с одним-то ребенком хлопот полон рот. А муж твой, конечно, красавчик, но не самый надежный парень в мире.

– Какой у меня муж – это мое дело, а с ребенком мне никаких хлопот.

– Я просто хочу тебе помочь.

– Спасибо вам, до свидания.

Повитуха засунула бутылку обратно в свой потайной карман и собралась уходить.

– Когда придет срок рожать, вы знаете, где меня найти.

На пороге она дала напоследок еще один добрый совет:

– Если хорошенько побегаешь вверх-вниз по лестнице, то, может статься, выкинешь.

Наступило бруклинское бабье лето с его обманчивым теплом, Кэти сидела на крыльце и прижимала своего хилого ребенка к огромному животу, из которого скоро должен был появиться еще один ребенок. Сочувствующие соседи останавливались, чтобы посокрушаться, глядя на Фрэнси.

– Не жилец она у тебя, – говорили они. – Цвет лица плохой. Если милосердный Господь приберет ее, тебе же будет лучше. Уж чего хуже – больной ребенок в бедной семье? На свете и так полным-полно детей, больным да слабым не найдется места.

– Не говорите так, – Кэти крепко прижимала ребенка к себе. – В смерти нет ничего хорошего. Кто хочет смерти? Всякий цепляется за жизнь. Посмотрите на дерево вон там за оградой. Ему не хватает солнца, воду пьет оно только в дождь, почва под ним скудная. Но оно сильное, потому что сильным его делает тяжелая борьба за жизнь. И мои дети тоже будут сильными.

– Кто-нибудь наверняка его срубит, заморыша этакого.

– Если бы на всем белом свете осталось только одно это дерево, вы бы сказали, что оно прекрасно, – ответила Кэти. – Но деревьев много, поэтому вы не замечаете, как они прекрасны. Посмотрите на этих детишек.

Она указала на стайку грязных детей, которые играли в сточной канаве.

– Возьмите любого, отмойте, нарядите, поселите в красивый дом – и вы увидите, как он прекрасен.

– Мысли у тебя, Кэти, очень красивые, а ребенок все равно очень хилый, – говорили люди.

Быстрый переход