– Ну да. Таким ты будешь в сорок семь лет.

– Ого, как много. Но ты еще ничего. А пенис у тебя все еще есть?

– Пенис? – остановился я. – Конечно. А куда бы ему деться?

– Марвин Брюс сказал, что к сорока пенис начинает расти обратно, ну, втягивается в живот.

При одном упоминании имени этой тощей, с желтыми зубами, сопливой помоечной крысы у меня мурашки по коже пошли. Я сказал довольно непримиримо:

– Марвин Брюс свои козявки ест. Ты что, веришь типу, который такое выделывает?

– А ты знаешь Марвина?

– Еще бы. Он шут гороховый. Не удивлюсь, если он вырастет и станет Кеннетом Старром [133] .

– Это еще кто?

– Не важно. Идем.

Мы их нашли далеко в глубине леска. Оба сидели на земле, глядя пустым взглядом вдаль. Чак мирно спал на левой ноге хозяина. Из всех троих только Джордж поднял голову, когда мы подошли. Выражение его лица свидетельствовало о тех невероятных усилиях, которые он безуспешно прилагал, чтобы вернуть свои мысли из каких-то очень далеких мест. Может, поэтому он вроде и не удивился, увидев меня.

– Фрэнни. Вот и ты. У тебя все в порядке? Ты что-то побледнел.

– Я в порядке. Что это вы тут делаете? Почему тут сидите? В машине труп, а вы тут сидите. Не можем же мы его там оставить.

– Мы как раз хотели за ним вернуться. Остановились отдохнуть, и тут Каз стал меня вводить в детали своего проекта. Это совершенно невероятно. Ты и представить себе не можешь всех последствий того, что он пытается создать.

– Я тебе верю на слово. Вставай, Джордж. Нам надо вырыть яму, так что нечего время попусту терять. Вы уже нашли подходящее место?

Мальчишка крутился поблизости, тыкая в землю концом своей палки.

– Здесь можно где угодно, Фрэнни. Лучше не найти – от дороги далеко. Но яма должна быть глубокой, чтобы животные ее не разрыли, когда мы уйдем.

Я вонзил лопату в землю. Она глухо ударилась о древесный корень. То же происходило и в тот день, когда я пытался похоронить здесь Олд-вертью. Вся земля под тонким слоем почвы была опутана сетью переплетавшихся между собой корней. Я уже знал, как трудно продраться сквозь эту сеть.

Я ходил туда-сюда, втыкая лопату в землю, но повсюду было одно – переплетение корней. Единственными звуками были птичий щебет, стук лопаты о землю и удары палкой – мальчишка лупил по стволам деревьев, по веткам.

– Думаю, здесь ничего не получится. Слишком много корней, черт бы их драл.

– Так пойдем за телом или как?

Я швырнул лопату на землю и скрестил руки на груди. Единственное, что возникало перед моим мысленным взором, – это гигантский светофор, который заклинило на красном свете. Что-то надо было делать, надо было не откладывая принять решение, вот только какое?

Поднялся ветер. Воздух внезапно наполнился пьянящим запахом сосны и сладострастным шелестом теплого ветерка в густых зарослях. Я автоматически поднял голову и вдохнул воздух.

– Боже мой, какой прекрасный аромат!

Солнечный свет, словно не зная, уйти ему или остаться, вдруг принялся играть бликами по фигурке мальчишки. Тот склонил голову набок. Судя по его виду, его недавно подстриг Вернон, городской парикмахер, умерший двадцать лет назад.

Увидев что-то на земле, маленький Фрэнни уронил палку и стал медленно наклоняться. Глаза его были прикованы к одной точке.

– Эй, смотри-ка!

Он был футах в двадцати от меня.