— Не будут они сражаться, — сказал кто-то.
— Гордые, — презрительно сказал Козел. — Ну, мы вас расшевелим. Ап!
Он опрокинул свою банку над бочкой, и из банки на песок плашмя шлепнулась крыса! Человечки вскочили. Один быстро схватил спицу, ладонью проверил острие и взял ее наперевес, как пику. Второй взял меч.
Рукоять меча была остругана скверно, пальцы ее не обхватывали.
Крыса шевельнулась, приподнялась, шмыгнула к стене и там замерла.
Усики ее шевелились.
— Два дня не кормил, — сказал Козел. — Как уехал, так и…
Крыса, прижимаясь к стене, двинулась по направлению к человечкам.
Тот, что со спицей, сделал шаг вперед — так, чтобы прикрывать своего почти безоружного товарища. А тот, подняв меч над головой, закричал:
— Это же подделка! Люди вы или не люди? Это же подделка!!!
— Убери крысу! — закричал Мишка и бросился на Козла. Что-то темное вдруг поднялось в нем, подкатило к горлу и глазам, и он уже не видел Козла, а только огромную ненавистную рожу, а под рожей — голубое пульсирующее горло, в которое нужно вцепиться и не отпускать…
Он не достал Козла — тот поспешно отскочил назад и два раза ударил Мишку кулаком в губы. Мишка упал, но тут же вскочил, бросился — ему поставили подножку и стали пинать ногами. Он опять вскочил, повалил кого-то, кого-то отшвырнул, ухватился за край бочки, но опрокинуть ее не смог, бочка устояла; Мишку оторвали от нее и пинками и кулаками выбросили за дверь. Позвать, понял Мишка, кого-нибудь позвать! Отца!
— Зуб выбили! — закричала мать, увидев Мишку такого — в крови и грязи. — Больше на улицу не пойдешь!
Мишка молча пробежал мимо нее в комнату. Отец сидел за столом и печатал на машинке.
— Папка, пойдем скорее, — заговорил Мишка быстро, — папка, она их загрызет, скорей пойдем. У них мечи по отобрали, понимаешь, и дали Деревянный…
— Миша, ты же видишь — я работаю, — сказал отец. — Мы же договаривались с тобой. И вообще — с кем это ты дрался?
— Папка, это же неважно, ну скорее, их еще можно успеть спасти!
— Кого — их?
— Маленьких человечков!
Отец, уже начавший было подниматься со стула, снова сел.
— Сын, ты бредишь. Ну, подумай сам, ты же уже большой — какие могут быть маленькие человечки?
— Настоящие человечки, а они пустили к ним крысу, а меч у меня в столе лежит, ты понимаешь?
— Скажи лучше, кто тебе губу так разбил. Дай-ка посмотрю…
— Папка! Поздно будет, не успеем!
Мишка бросился в свою комнату, схватил меч и вернулся: — Вот, видишь? Они у них отобрали, им теперь нечем сражаться, пойдем скорее!
— Все. И я никуда не пойду, и ты никуда не пойдешь.
То же самое темное снова взметнулось в Мишке.
— Проклятые! — закричал он и кинулся к двери. — Проклятые!!!
Но в дверях стояла мать.
— Пусти!!! — простонал Мишка.
— Ах ты… На мать с кулаками! Мерзавец маленький! А ну!…
Совсем без сил лежал Мишка в постели. Плакать он больше не мог — все выплакал. Саднила разбитая губа, во рту было еще солоно от крови.
Саднила порезанная ладонь. Но меч он им не отдал. Меч лежал под подушкой. Из-за двери глухо доносился голос диктора программы «Время». Потом мать сказала: — Господи, что же в мире творится. Вот ведь ни газет читать не хочется, ни телевизор смотреть. Хоть бы на острее какой необитаемый перебраться, что ли… Чего людям надо?
Мишка лежал и думал. |