Но активнее всего стражники нападали на меня. Я целый час крутила мельницу Дерьмовым мечом, не подпуская этих нахалов к себе близко. А когда меч окончательно завернулся штопором — перешла к нападению. Я успевала отбивать атаки сразу четверых стражников, а еще отмахиваться мечом от летевших в меня со всех сторон метательных звездочек и зажигательных стрел. Враги падали как подкошенные, а потому что целиться надо было лучше, дубины косорукие, стрелам все равно, в кого втыкаться, а уж изменить их траекторию — это я запросто. Я махала мечом направо и налево, головы, руки, ноги, печенки и селезенки так и летели в разные стороны. Кто-то из стражников задумал подобраться ко мне со спины, но я резко выгнулась, воткнула в него меч и перевернула. Три раза. Чтоб запомнил, что мое величество на мечах — первая в мире.

Увлекшись боем, я не заметила, как ряды стражников порядели. А потом и совсем кончились. Мы остановились, тяжело дыша, и внезапно я заметила табличку-указатель «Хогвартсорбонна — ТАМЪ». Табличка эта была сорвана со столба во время драки и теперь валялась на тропинке, указывая куда-то в глухую чащу.

— Что стоите? — крикнула я. — Бегом за мной, надо убираться отсюда, пока не стемнело. Нам туда!

И мы ринулись бежать по кустам и буеракам.

В этот момент в глубин леса заиграла черная-черная музыка, от которой волосы застыли в жилах.

Потуга шестая

И в самом деле, какие волосы и какие жилы выдержат настолько фальшиво сыгранный «Собачий вальс»? Казалось, несчастный опус играют ногами, да к тому же в ластах. Мало того — на заднем фоне унисексуальный голос напевал песню, сочиненную, скорее всего, бардом, превращенным в грушу прямо на сцене Грушинского фестиваля. Причем сочиненную уже после превращения. Но что самое страшное, пел груше-бард душой, а душа — спросите кого угодно — нот не знает.

Мои соратники, скорчившись, попадали на землю, словно персики с яблони. И с пошло-перезрелым чавканьем растеклись по злобно фосфоресцирующей траве. У нас не осталось сил даже вдохнуть, не говоря уж о том, чтобы выдохнуть. Конечно, я по ипритским государственным хроникам прохожу как государыня Мурмундия Неистребимая, но проверять, не наткнулись ли мы на что-то еще более неистребимое, чем мое величество, было ой как стремно. Хотя лежать и корчиться, зажимая уши, тоже казалось неконструктивным решением.

В общем, разум поискал-поискал альтернативу, да и поступил как всегда: смылся, оставив после себя записку «Ушел курить. Курить буду весь блок разом, так что не жди».

Без разума действовать оказалось легче. Песенка уже не так завораживала. Можно было открыть глаза и уши, осмотреться и понять, что все мы лежим под стеной чего-то, похожего на замок. Черный замок. Со стены прямо в глаза нам пялились два каменных кота, больших и толстых. Створка ворот между котегами медленно, таинственно и жутко приоткрылась.

— Тупи! — прошипела я, адресуясь к самому безмозглому, а значит, наименее пострадавшему члену нашего сплоченного коллектива. — Тупи, слушай мою команду! Левой задней ногой по воротам пли! То есть бац!

И практически не пострадавший член исполнил приказ в точности.

Створки не просто захлопнулись — их выгнуло в обратную сторону с характерным звуком удара обо что-то твердое внутри и мягкое снаружи. Из-за ворот послышалось громкое неприличное слово. Потом еще восемнадцать. Музыка оскорбленно смолкла.