Все же в тесных отношениях с соседями были определенные преимущества.

— А сегодня он появлялся? Джованни покачал головой.

— Насколько я знаю, нет, но вы не беспокойтесь. Я буду здесь, за стеной, сажать бобы. Позовите меня, если вам будет что-нибудь нужно или вы захотите уйти в дом.

Она улыбнулась, в который раз удивляясь такому участию, но в то же время была растрогана.

— Да, ты всегда приходишь, когда я зову.

— Всегда, — сказал Джованни, и его темные глаза были серьезны.

Когда он ушел, Вайолетт занялась дневником, стараясь придумать, что можно написать, кроме жалоб на бесконечные боли и недомогания, естественные в ее положении: она была на девятом месяце и уже начинала волноваться, ведь приближались роды.

Она написала о недавней неожиданной смерти царя Николая от простуды и о том, как это событие может повлиять на возможность установления мира в Крыму. Скончавшийся русский самодержец прослыл жестоким и деспотичным правителем. На протяжении всего его царствования, с того самого момента, как он взошел на престол после таинственной смерти своего старшего брата Александра, было предпринято множество попыток свергнуть его, но все они заканчивались поражениями с последующими кровавыми репрессиями. Сдавалось, что теперь, когда можно не принимать в расчет амбиции непопулярного царя, русские дипломаты найдут способ прекратить войну. Вероятно, скоро начнутся переговоры.

Окончание войны, конечно, будет радостным событием, но вряд ли оно как-нибудь скажется на жизни Вайолетт. В ее судьбе ничего не изменится — как жила, так и будет жить на этой вилле эксцентричная американская леди, пожелавшая делать духи. Единственное, что изменится, — скоро у нее появится ребенок.

Вайолетт открыла висевший у нее на цепочке драгоценный флакончик, который она всегда носила с собой, и вдохнула аромат духов. Это подействовало на нее успокаивающе. Она улыбнулась. Исходившее из флакончика благоухание окутывало ее, становилось частью ее существа, двигалось вместе с ней, проникало во все поры ее тела, казалось, что это она сама источает его. Горлышко флакона пахло сильнее, наполняя ее душу миром и покоем.

Наверное, она должна была думать о своем будущем, о том, что станет с ней и с ребенком, как они проживут череду последующих лет, если Аллин не вернется никогда. Но не могла. Она уже вступила в то состояние безропотного приятия всего происходящего, в какое впадают все женщины перед родами. Сейчас она ничего не могла сделать, чтобы хоть что-нибудь изменить, и у нее не было сил на бесплодные размышления.

День клонился к закату. На каменные стены легли золотисто-розовые отблески, окрасив их в волшебные тона картин Тициана и Микеланджело. По зеленой молодой траве протянулись длинные тени. В тишине нежно журчал фонтан. Из дома вышла Мария, набрала в кувшин воды из фонтана, улыбнулась Вайолетт и вернулась в дом.

Где-то неподалеку, на холме, звякнул овечий колокольчик. Ему ответили колокола деревенской церкви, оглашая округу вечерним звоном.

Вайолетт почти не могла уже рассмотреть страницы. Пора было идти обратно, но она все медлила. Сумерки были так прекрасны. Она устала, и ей казалось, что подняться самой из глубокого кресла ей будет не под силу. Если подождать, придет Джованни и поможет ей.

Она услышала его тихие шаги со стороны садовой калитки, но продолжала сидеть неподвижно, впитывая покой окружающего мира, не желая его нарушать. Он опустился перед ней на колени, теплыми руками обняв ее ноги.

— Посмотри на меня, прости меня, — услышала она низкий и взволнованный шепот Аллина. — Дай мне услышать твой сладкий голос, не то умру от любви.

Вайолетт медленно повернула голову, и, когда их взгляды встретились, ее глаза блеснули слезами, которые сумерки окрасили в цвет лаванды.