Старые деревья, окутанные прохладой высокогорного озера, вместе с видневшимися в сероватой дымке облаков вершинами гор создавали ощущение тишины и покоя. Солнечные лучи заметно пригревали, тогда как в тени деревьев воздух оставался холодным, и его наполняли запахи цветочных клумб. Вдали по прозрачной голубизне озера скользила моторная лодка, вздымая за собой белопенную дугу.
Двигаясь среди высоких рододендронов и азалий, останавливаясь, чтобы сфотографировать округлые клумбы маргариток и желтофиолей, Джолетта думала о Вайолетт. Видела ли она этот парк, если он существовал сто лет назад? Джолетта должна была это знать, но не знала. Она слишком быстро просмотрела дневник, когда он попал ей в руки, надеясь, что позже прочтет его внимательнее. Но все как-то не находила времени — то голова болела, то Роун отвлекал.
До отправления автобуса оставалось еще более получаса. Они должны были прийти к месту встречи в назначенное время, если хотели уехать вместе со всеми, но пока можно было не спешить. Выбрав одну из многочисленных скамеек с видом на озеро, они сели и подставили лицо солнцу и свежему ветру. Джолетта открыла свою сумку и, достав из нее несколько страниц дневника, принялась искать нужное место, щурясь от яркого света.
Ее внимание привлекло описание сцены между Вайолетт и Аллином, той, в которой в ней рождается страсть и желание. Перо Вайолетт дрожало, описывая бурные ласки, нежный шепот, смятые розы; она капнула чернилами на страницу и оставила на ней пустое пространство с отдельными словами и длинными прочерками, на которых можно было тренировать воображение. Чтение записей Вайолетт требовало напряжения, иногда утомительного.
Прошло немало времени, прежде чем Джолетта заметила, что Роун тоже читает дневник через ее плечо. Она повернула листочки так, чтобы ему не было видно, и прижала их к груди.
— Почему вы это сделали? — спросил он, выпрямившись и убрав руку со спинки скамейки. — Я как раз дошел до интересного места.
Джолетта действовала инстинктивно, не задумываясь, частично из интуитивного желания скрыть записи от постороннего взгляда, частично из смущения. Она встала и убрала дневник в сумку.
— Не знаю, — призналась она. — Наверное, по привычке.
— Чтобы вам помогать, я должен знать, что там написано.
— Да, вы правы. Но лучше займемся этим, когда у нас будет больше времени.
К радости Джолетты, молодой человек не стал настаивать. Они пошли дальше, пока не остановились у клумбы с темно-пурпурными анютиными глазками. Джолетта невольно залюбовалась трепещущими на ветру, почти черными лепестками цветов. Ей захотелось рассказать Роуну о дневнике хотя бы в общих чертах.
— Вы слышали что-нибудь о языке цветов? — спросила она.
— Вы имеете в виду то, что говорится в стихах: «Вот розмарин, цветок воспоминаний, молитв и любви…» Помните?
— Верно, — улыбнулась Джолетта. Ее приятно удивило и то, что он сразу ее понял, и то, что он знал слова Шекспира. — Оказывается, в викторианскую эпоху люди хорошо владели этим языком. В своем дневнике моя прапрапрабабушка упоминает, что язык цветов служил средством коммуникации в ее отношениях с человеком, с которым она была близка. В закодированной форме он выражал мысли или настроения. Анютины глазки означали, например, «размышления» или «мысли о любви».
— Вы полагаете, что язык цветов имеет какое-то отношение к формуле духов, которую вы ищете?
— Такая мысль приходила мне в голову, хотя я не знаю, как уловить эту связь.
— И что навело вас на размышления о значении роз? — Его испытующий взгляд говорил о том, что он читал дневник некоторое время до того, как она заметила это.
— Любовь, конечно, что же еще?
— Совершенно верно, — согласился он с деланным равнодушием. |