– Tant pis[30]. – Жан-Поль невозмутимо кончил писать на карточке и подозвал буфетчика. Карточка и пятифунтовая банкнота перешли из рук в руки. Жан-Поль с улыбкой обернулся.

– А теперь, mes amis[31], будем веселиться, так?

Жан-Поль был завсегдатаем многих модных ресторанов и ночных клубов лондонского Вест-Энда. Из-за того, что он был тем, кем был, тратил деньги не считая и давал щедрые чаевые, его встречали с радостным подобострастием, хотя он и его гости частенько позволяли себе лишнее. Заведения, которые он предпочитал, все культивировали клиентов, живших с шиком, богатых и слегка louche[32]. Жан-Поль предпочитал смешанное общество офицеров, лондонского света, воротил черного рынка, актрис и хористок. Обычными его приютами были «Каприз», «Плющ», кафе «Ройал» и – если вечер удавался и был многообещающим – дурно прославленные «Четыре сотни». Как клиент он был невзыскателен: его вполне устраивали хорошая кухня, умелое обслуживание, изобилие напитков, красивые женщины в поле зрения, бренчание рояля и, по возможности, – простор, чтобы потанцевать. Жан-Поль большего не требовал. Кафе «Ройал» ему нравится потому, говорил он, что там всегда можно отлично провести время. Зеркала в прихотливых рамах, суетящиеся официанты напоминали ему «Дом» или «Ротонду», напоминали ему Париж.

В этот вечер, когда его гостей угодливо провожали к столику, он был в прекрасном расположении духа. Часть своего пари он уже выиграл. Рядом с ним шли пятеро офицеров, Эдуард и две женщины. Хорошенькая, у которой были в «Леди, уймись!» три реплики, – наверное, Вайолет, решил Эдуард, потому что глаза у нее были фиалковые. Менее хорошенькая оказалась тут предположительно для того, чтобы оказывать Вайолет моральную поддержку. Она, как услышал от нее Эдуард, тоже была актрисой, хотя начинающей. В «Леди, уймись!» она запасная дублерша. Война сильно ударила по театральной профессии, сообщила она ему, очень сильно. Собственно, надеяться можно было только на гастрольную поездку по воинским частям от «Ассоциации зрелищных мероприятий для военнослужащих».

Жан-Поль громогласно не сомневался, что Эдуард отлично проведет вечер. Он потребовал, чтобы Эдуард сел между девушками – Вайолет слева от него, а Ирэн (это имя он очень галантно произнес на французский манер) справа. Сам Жан-Поль сел напротив, а остальные расположились кто как хотел.

Ирэн захихикала:

– До чего красиво он его произносит, правда, Ви? Куда романтичнее! Вот что значит француз!

– А как вы его произносите? – вежливо спросил Эдуард. Настроение у него начинало портиться.

– Ай-ри-ни! – Она снова захихикала. – Ужасно, правда? Мне оно никогда не нравилось, но что поделаешь – от имени, которое тебе дал господь, никуда не денешься, верно? Одним повезет, другим нет. Вот, например, Вайолет. По-моему, прелестное имя, согласны? Особенно когда глаза в тон. Я другим девочкам говорила: «Не надо ее называть „Ви“, честное слово, не надо». Просто стыд! Но что поделаешь? Ви она была и Ви осталась…

Эдуард повернулся и с любопытством посмотрел на Вайолет. Она не произнесла ни слова с того момента, когда вышла к ним из театра, и теперь тоже сидела молча. Одна худенькая рука сжимала ножку бокала для шампанского, другая крошила булочку. Очень хорошенькая, подумал он, но не того типа, который обычно привлекал Жан-Поля. Очень худая, с тонкими хрупкими костями – ее запястье он мог бы обхватить большим и указательным пальцами. Миниатюрное лицо сердечком, волнистые каштановые волосы. Она казалась хорошенькой, но заурядной, пока не поднимала глаза – те глаза, которые привлекли внимание Жан-Поля. Огромные, осененные густыми темными ресницами, сине-фиолетовые и бархатистые, как анютины глазки, они казались чуть-чуть мечтательными и чуть-чуть испуганными.