А папаша оказался с хорошими связями и был очень зол, что местные органы работают, по его мнению, «ни шатко ни валко». И сейчас с Орлова снимали стружку, с него спрашивали, а что он сделал, а как работают подведомственные его департаменту службы на местах и когда этот бардак прекратится. Можно подумать, что простых людей трогать можно, а больших начальников…
Вбегали и буквально выбегали офицеры Главка с папками, какими-то подшивками. Секретарша, красная от напряжения, уже звонила в аэропорт и бронировала билеты в южном направлении. Ясно, кто-то полетит брать все на контроль и с заданием в течение трех суток разобраться, раскрыть, выявить тех, кто так некомпетентен среди местного руководства. Но сначала выяснить фамилии, доложить, а потом московское начальство либо разрешит, либо не разрешит третировать указанных лиц. А то, может быть, придется искать виновных пониже рангом. Стрелочников.
Понятно, что все шишки сыпятся сейчас на Орлова, а решения принимать будут на уровне заместителя министра. Решения о том, кто виноват. Были случаи, что Орлову удавалось защитить своих коллег на местах, а были, что приходилось стискивать зубы и смотреть, как хороших ребят, отличных работников выпроваживают из органов. Гуров знал, что Орлов часто принимал участие в судьбе несправедливо обвиненных и уволенных. Находил им работу по специальности, организовывал положительные характеристики и рекомендации.
Наконец Гурову и Крячко было велено заходить. Орлов как раз разговаривал по проводному телефону, и кому-то на том конце крепко доставалось. Генерал закончил экзекуцию и швырнул трубку на аппарат. Когда он бросил короткий взгляд на вошедших, Гуров понял, что мысленно шеф еще в теме телефонного разговора, потому что посмотрел он уничтожающе. Ничего, несколько секунд ему достаточно, чтобы переключиться, усмехнулся Лев. Иначе бы Орлов не был Орловым.
– Так. – Генерал подошел к окну, распахнул его настежь.
– Осень, – неопределенно проговорил Крячко в пространство, усевшись за приставной столик. – Природы увяданье. В багрец и золото одетые леса.
– Что? – Орлов повернулся к нему со все еще напряженным лицом, постоял немного и вдруг улыбнулся: – В багрец и золото, говоришь? Поэт! Поэт от сыскного дела! Ну ладно, хватит лирики. Докладывайте.
Голос его звучал уже ровно и деловито. Как будто и не было несколько минут назад страшной бури в этом кабинете, как будто жернова страшной чиновничьей машины не ворочались над головой, грозя смять и генерала, и его подчиненных, и его коллег где-то на реке Волге.
– Дело приобретает определенный оттенок, – начал говорить Гуров. – И этот оттенок нам очень не нравится.
– В смысле? – коротко осведомился Орлов, возвращаясь к столу и тяжело опускаясь в свое рабочее кресло.
– Станислав вон порылся, с ведома родственников, конечно, в компьютере погибшего и обнаружил любопытное письмо. Вот текст.
Гуров вытащил лист бумаги, на котором крупно, с соблюдением пунктуации и расположения строк, было воспроизведено письмо, поступившее на электронную почту Шамина. Орлов взял лист, небрежным привычным жестом набросил на нос очки и стал читать. Потом удивленно и как-то разочарованно посмотрел поверх очков на Гурова:
– Так это же прямая угроза?!
– Ну! – согласился Лев. |