|
— Ты — самозванец… Вон у дьяка-то бумаг целая корзина исписана. Уж там кого только не допросили — и мать твою, и соседей вологодских, и приказных, кто с тобой служил. Все там про тебя прописано: когда родился да где крестился… когда женился… Да отписок посольских сколько! Собрать — так житие получится. Только не святого, а самозванца… Один Конюхов твой на две кипы бумаг нарассказывал — и про Италию, и про Сечь Запорожскую. И про то, как ты с князем Рокоци союз против Польши заключал, и про то, как в Швецию ездил, а потом с императором встречался… Все твои предательства обсказаны! А ведь всех, кто знал тебя, на дыбе пытали.
— Ну, на дыбе-то чего только не расскажут, — кротко сказал Тимофей. — Тебя, боярин, на дыбу подвешать, так и ты расскажешь то, что было и чего не было. А я — как был государь законный, то так им и умру. — Ну, мать твою в… — витиевато выматюгался книжник и родич царский. — Ну, либо у тебя с башкой что-то не так, либо упрям ты сверх меры. Немного успокоившись, боярин углядел на табурете косушку с водкой, про которую он совершенно забыл. Обломав сургуч и не приметив чарки, Никита Иванович основательно приложился к горлышку. Ну прямо-таки как простой стрелец. — Ладно, — переведя дух, сказал Романов. — Ну, положим, в Москве-то у тебя враги. А почему же тогда ни в Турции, ни в Польше, ни в Римской империи у тебя ничего не вышло? Что скажешь-то? — Ну а я виноват, что на государей ровно мор какой-то напал? — спокойно отозвался Тимоха. — Падишаха турецкого янычары удавили. Король Владислав в тот же год помер. Дьерд Ракоци… Один государь пообещает, так тут же и преставится… — Эх, опять ты все врешь. Никто тебе ничего не обещал и никто тебя русским царем не признал. Даже папа римский. — Случайно это вышло. А вот дали бы мне войско… — Эх, дурак ты, дурак, — снисходительно посмотрел боярин на Тимофея. — Да и будь ты на самом деле сыном Шуйского, то все равно бы у тебя ничего не вышло. А знаешь, почему? Потому что самозванец-то, коим, скажем, Лжедмитрий был, он хоть и по воле панов польских пришел, но на престол-то русский сумел попасть потому, что в России его ждали. Смекаешь? Россия — царство большое. И ежели кто нам не по нраву будет, то мы его сразу и схарчим. Один ли он будет, с войском ли иноземным… А те короли, что с тобою знаться не пожелали, так они же люди-то умные. — Кристинка вот… — сказал вдруг Тимофей, но замолк, не досказав до конца свою мысль. — Кристинка? — удивленно переспросил боярин. — Кто такая? А, — догадался он, — королева шведская… Так верно сказывали, что приглянулся ты ей сильно? Только дурака ты свалял… — Какого дурака? — неподдельно встревожился Тимофей. — Такого. Зачем же было из католичества да в лютеранство переходить? — А что? — А то, что королева-то сама собиралась католичество принять, да не заладилось у нее что-то. Ну, может быть и приняла, да только тайком. — М-да, — протянул арестант. — Ну да теперь-то уже все равно… — Это точно, — согласился боярин, еще раз прикладываясь к бутылке. — А знаешь, когда ты действительно опасным-то показался? Нет? Когда в Новгороде да Пскове посадские бунтовали. — Вот, — перебил боярина Тимофей. — Как прознали бы мужички посадские, что настоящий царь к ним пришел, то стеной бы за меня встали. А там и шведы бы подмогли, и поляки… Эх, жалко, что поздно я туда приехал. |
