- Вот что говорит Сталин о народе: "Людей надо заботливо и внимательно
выращивать, как садовник выращивает облюбованное плодовое дерево".
- Кавказская цветистость, - снова перебила его Лидия Григорьевна, -
"садовник", "дерево". Сколько миллионов этих "деревьев" он вырубил на
селе, сколько миллионов погибли с голода? Вы _его_ не знаете, а я знаю.
Много лет видела вот так, как вижу вас сейчас. Люди, жизни - для него
ничто, он хуже уголовника, кого угодно убьет, если понадобится. Он актер,
может сыграть любую роль. Сейчас он говорит о людях, льстит народу Так
поступали все тираны. Умный тиран всегда льстит народу, на словах,
конечно, а на деле он его уничтожает. Такие мысли не приходили вам в
голову?
Да, такие мысли приходили Саше в голову и не могли не прийти. Но,
вчитываясь в речи Сталина, он стремился понять этого человека сам,
по-своему, а не так, как представляла его Лидия Григорьевна, пронизанная
ненавистью к нему.
- Молчите?
Она насмешливо оглядела Сашу, задержала взгляд на обшлагах его брюк.
- Что же вы ходите в таких обтрепанных брюках?
Саша покраснел. Брюки были единственные, и в Москве у него не было
запасных брюк, только костюм, который подарил Марк.
- Я обстригаю бахрому ножницами.
- Остроумно... Посидите за занавеской, я приведу в порядок ваши брюки.
Тон был, как всегда, категоричный.
Потом Лидия Григорьевна протянула ему подшитые брюки.
- Одевайтесь!
Он оделся, вышел из-за занавески.
Тарасик все сидел на прежнем месте, играл деревяшкой.
- Тарасик, - сказал Саша, - пойдем на улицу, погуляем.
Тарасик вопросительно посмотрел на Лидию Григорьевну.
- Иди, - сказала Лидия Григорьевна, - сидишь целыми днями дома, иди!
Она одела Тарасика, перевязала его платком крест-накрест, хотя было уже
не так холодно, и они с Сашей вышли на улицу, пошли к Ангаре.
Мальчик шел рядом с ним, серьезный, молчаливый, маленький, неуклюжий в
перевязанном крест-накрест платке.
- Сколько тебе лет? - спросил Саша.
- Не знаю... семь, однако.
- Значит, знаешь. Читать умеешь?
- Не.
- Буквы знаешь?
- Знаю.
- А стихи?
- Не.
- А тебе мама стихи читает?
- Читает.
- Какие?
- Не помню.
- Хочешь, я тебе почитаю?
- Хочу.
Они стояли над Ангарой. Пригревало. Тарасик мотал головой, видно, ему
было жарко.
Саша ослабил узел платка.
- Лучше?
- Ага.
Тарасик вынул руки из рукавиц, они висели на шнурке.
Саша взял его руку.
- Не замерзнешь?
Теплота маленькой, слабой детской ручки пронзила его. Он присел на
корточки, взял ладони Тарасика в свои ладони.
- Тепло?
- Тепло.
Мальчик смотрел на него серьезно. Саша подумал, что Тарасик, наверно,
никогда не смеялся. |