|
За тонкой перегородкой спали Ольга Евгеньевна и Аня с Надей. ОН слышал их смех, приглушенные голоса. Потом старик Аллилуев постучал кулаком в стену. - Угомонитесь!.. Спать пора! Помнится, ОН тогда громко сказал: - Не тронь их, Сергей, молодежь, пусть смеется. Он нарочно сказал "молодежь". Держался как старший, как друг отца, но он на тринадцать лет младше Аллилуева, тогда ему было 38 лет, а Аллилуеву уже за пятьдесят. И он хотел, чтобы Надя сама бы отметила эту разницу, неправомерность того, что он держится с отцом как сверстник, чтобы подумала: "Какой вы старик! Вы молодой!" Не сказала бы так, а только подумала. Если бы сказала, было бы нехорошо, звучало бы комплиментом, утешением, Аня, дурочка, могла бы так сказать, а она - нет, не могла и не сказала. И он тогда это оценил - умная. И видел ее интерес к нему, не просто интерес к революционеру-подпольщику, прошедшему тюрьмы и ссылки, такой интерес проявлялся всей молодежью. Ее интерес был особенный. Утром опять все вместе пили в столовой чай. Надя была совсем уже знакомая, домашняя, пришла с улицы, принесла утренние газеты, положила на стол, как бы для всех, но ОН чувствовал: это знак внимания к НЕМУ. Потом, помнится, в воскресенье они ехали на крыше двухэтажного вагончика, ОН, Надя, Федя, Аня. Аллилуевы собирались переезжать с Невской заставы поближе к центру и послали сына и дочерей искать новую квартиру. И, как было решено, там будет комната и для НЕГО. Кажется, он тогда еще, смеясь, им напомнил: - Обо мне не забудьте... И для меня снимите комнату... Не забудьте, - повторил он, выходя из вагончика, и погрозил пальцем. И, когда он погрозил пальцем, Надя первый раз улыбнулась. Это он хорошо помнит: именно тогда она первый раз улыбнулась не его шутке, а именно ЕМУ улыбнулась. Они сняли квартиру на 10-й Рождественке, в доме N_17а, хорошую квартиру на шестом этаже: просторная прихожая, большая комната - столовая, она же спальня Аллилуева и Феди, спальня Ольги Евгеньевны, Ани и Нади и в конце коридора обособленная комната для НЕГО. В сущности, ОН стал членом их семьи. Почти каждый день видел Надю - его влекло к этой девочке, красивой, молчаливой, загадочной. И ее тянуло к нему - он это видел, понимал... Но он был занят Революцией, впервые открыто, легально был занят Революцией - она совершалась на его глазах, он был ее участником, работал в "Правде", часто ночевал в редакции, жизнь на ходу, на ногах. Шла борьба, судьба его, судьба всего их движения - все было неясно. Может ли он сейчас связать жизнь этой девочки со своей жизнью, бурной и переменчивой? Он старше ее на двадцать два года. На Кавказе это не помеха, на молоденьких женятся и более пожилые люди. И в ее возрасте часто увлекаются взрослыми мужчинами. Но она, как и ее отец, революционная идеалистка, не смотрит ли она на него через романтические очки? А ведь семья - это не романтика, далеко не романтика. Он уже попробовал это один раз. |
