Онки нравилось играть. Всякий раз она с нетерпением ожидала момента, когда с лёгким щелчком размыкалась стена, и, постепенно выдвигаясь из углубления в ней наружу, словно язык изо рта доброго чудища, появлялся футляр с интерактивной маской.

          Онки выбрала программу «Политика», у Риты была «Военная служба», у Коры Маггвайер – «Шоу-бизнес». Играть начинали в средних классах, с двенадцати-тринадцати лет – педагоги, психологи и министры сошлись во мнении, что это оптимальный возраст для диагностики способностей человека.

Дети много общались на тему Игры, рассказывали о своих переживаниях, обменивались опытом с теми, кто играл по аналогичной программе.

– Тактика ведения боя – это самое настоящее искусство! Стратегия крупной военной операции – тем более. Один просчет генерала может стоить тысяч жизней… – делилась своими наблюдениями Рита Шустова.

– Вот именно! – буркнула Онки, –  Лажа эта твоя армия. Простых военных учат умирать и убивать, а тех, кто над ними, не вздрагивать, посылая на смерть. Это жестоко. А политики защищают людей. Они работают для того, чтобы лучше жилось простому народу.

Рита покачала головой.

– Разве в политике мало жестокостей? Когда решаются глобальные вопросы в масштабах целых государств, происходят перевороты и революции, думают ли стоящие у руля о том, как это отразится на судьбах конкретных людей? Тому, кто вращает огромные тяжелые шестерни и колеса, просто недосуг думать о мыши, случайно оказавшейся между зубцами…

Большинство войн, надо заметить, развязывают именно политики.

– Война – это никогда не свободное изъявление воли современного политика, а всегда его ошибка, – твердо сказала Онки.

– Ну вот… – Рита рассмеялась, – мы, оказывается, нужны, чтобы исправлять ваши косяки!

Онки угрожающе сдвинула брови – собиралась ответить, непременно как она любила, задвинуть что-нибудь веское и мощное. Произвести впечатление. Но как раз в этот момент мимо прошел Малколм из восьмого коррекционного – за ним тянулся лёгкий шлейф его негласной славы и модных духов – он считался самым красивым мальчиком в Норде. Осветив на несколько мгновений своим тонким белым личиком коридор, он исчез за поворотом.

Рита проводила Малколма мечтательным взглядом. Онки презрительно фыркнула.

– На самом деле мы говорим об одном и том же, – вернувшись к теме, подытожила будущая военная единица Шустова, примирительно коснувшись руки подруги, – и политиков, и генералов объединяет то, что им вверено огромное количество человеческих жизней. Власть, в каком виде бы она ни существовала, поневоле требует жестокости.

– Не жестокости, а объективности, – поправила Онки.

– Это, безусловно, разные вещи, но в некотором приближении сопоставимые. Объективность не знает сочувствия… Объективность в больших масштабах – это статистика… В расчет берется усредненное мнение абстрактного большинства, которое, случается, ни один живой человек, наугад выбранный из этого самого большинства, в чистом виде не разделяет…

– Если уж на то пошло, в армии статистика куда страшнее. Потери убитыми и ранеными – просто длинные электронные списки. А кто-то, дрожа, ведет по ним палец от фамилии до фамилии.

У Ритки, кажется, кончились аргументы. Как всегда, она не смогла доказать своей упрямой чудаковатой, но умной подруге, почему служить в армии – это честь для каждой девчонки…

– Неужели, если ты станешь когда-нибудь Президентом, тебе вообще не понадобятся вооружённые силы? – спросила она, обреченно уронив плечи.