|
На нем был костюм в полоску и белая рубашка без галстука. Труффаторе выглядел куда более элегантно. Ему было уже за сорок. Племянник Ладрунколо со стороны матери, он считал себя законодателем моды и самым шикарным мужчиной не только в Неаполе, но и во всей южной Италии. (В Сицилии ему, правда, бывать не доводилось.) Сейчас на нем был темно-коричневый костюм из акульей кожи, бледно-зеленая рубашка, желтый галстук, желтые носки с зелеными стрелками и коричневые с белым туфли. Как и у дяди, глаза у него были темно-карие, а волосы почти черные. Но, в отличие от Ладрунколо, Труффаторе был чисто выбрит, жесты его были скупыми и осторожными – поднося ко рту стакан с вином, он брал его лишь двумя пальцами.
– Не уверен, что все правильно понял, я имею в виду детали, – сказал Гануччи. Он был явно раздражен – вместо того чтобы забыть о делах и хорошенько отдохнуть, ему пришлось приехать в Неаполь. И если Ладрунколо и Труффаторе ему просто не нравились, то Неаполь он ненавидел всей душой. В Неаполе когда-то давно родился его отец, у которого в свое время хватило ума смыться оттуда, как только ему стукнуло четырнадцать. Ладрунколо и Труффаторе выдворили из Штатов за чересчур бурную деятельность. Правда, с тех пор немало воды утекло, но это не меняло того прискорбного факта, что обоим пришлось вернуться в Неаполь, когда в Италии было полным-полно чудесных мест. По мнению Гануччи, на такое способны только слабоумные идиоты. И, что самое неприятное, от них воняло. – Все очень просто, – сказал Труффаторе. – Да? Ну, тогда объясните, – проворчал Гануччи. – В нашем распоряжении находятся десять тысяч шестьсот шестьдесят пять серебряных образков, – сказал Труффаторе. – Каждый весом примерно три восьмых унции. – Великолепно, – проворчал Гануччи, – и что с того? – С восхитительным изображением Девы Марии на каждом, в плаще, покрытом синей эмалью, – продолжал Труффаторе. – Замечательно, – буркнул Гануччи. – И мы бы хотели отправить все эти десять тысяч шестьсот шестьдесят пять серебряных образков морем в Нью-Йорк, в «Новелти энд сувенир компани», что на углу Бродвея и Сорок седьмой улицы. – Так отправьте, – отрезал Гануччи. – Что такого криминального в том, чтобы отправить чертову бездну серебряных образков в магазин новинок?! Никаких сложностей, пошлина будет ничтожной, все легально! Какого дьявола вы тратите мое время? – На самом деле эти медальоны золотые, – понизив голос до шепота, сказал Ладрунколо. – Так вы же только что сказали, что они серебряные?! – Только сверху. Под тонким слоем серебра внутри золото. – Это дело другого рода, – проворчал Гануччи. – И сколько же в этом случае будут стоить эти ваши десять тысяч шестьсот шестьдесят пять медальонов? – Курс золота на сегодняшний день тридцать пять долларов за унцию, – ответил Труффаторе. – Само собой, это не совсем обычное золото, так что мы готовы скинуть немного. – Само собой, – кивнул Гануччи. – И сколько же они будут стоить, эти ваши медальоны, с учетом вашей скидки? – Ну, мы подсчитали, что четыре тысячи унций… – И что?.. – нетерпеливо буркнул Гануччи. – Сорок девять миллионов шестьсот тысяч лир – наше последнее слово. – В долларах, – возразил Гануччи, – это мое последнее слово! – Восемьдесят тысяч долларов. – А откуда у вас это самое золото? – спросил Гануччи. – Из Банко ди Наполи, хапнули всего месяц назад. |
