— Сначала, когда он привел ее на дно моря, она была счастлива. Но с годами она стала все больше чувствовать в глубине своей бессмертной души, что в Волшебном мире она чужая. Их союз должен был неизбежно привести к гибели либо одного из них, либо обоих. Боюсь, и тебе из-за меня уже пришлось вытерпеть много горя.

— Нет! Нет, любимый. — Ингеборг села. Ее лицо было бледным, широко раскрытые глаза блестели. Она преодолела волнение. — Оглянись, погляди вокруг. Ты видишь, какой красивый у меня дом, я ем вкусные вещи, ношу дорогие наряды, с прежним грязным ремеслом покончено раз и навсегда. И все это — благодаря тебе, Тоно, все, от начала до конца — твоя заслуга.

— Вряд ли только моя. — Тоно лежал на спине и не смотрел на Ингеборг.

— Но ведь ты сейчас говорила о безысходной страсти, которая, как я догадываюсь, терзает твою душу. Да, пора в путь. Хватит прохлаждаться тут без дела. Так будет лучше для тебя, Ингеборг. Хотя я буду очень скучать по тебе.

— Правда? — Ингеборг бросилась к нему в объятия. Ее волосы упали ему на грудь, словно тоже хотели отдать ему свою ласку.

— Так я все-таки тебе нравлюсь?

— Конечно, Ингеборг. — Тоно с нежностью поглядел ей в глаза. — Ты подарила мне так много, что и сама не представляешь. И потому будет лучше, если мы расстанемся, прежде чем ты будешь ранена так глубоко, что рану не исцелит даже вечность.

— Но сегодняшняя ночь принадлежит нам!

— И завтрашняя, и еще много ночей, — он привлек ее к себе.

Нильс вернулся домой из церкви. Лицо у него было хмурое. Эяна, одетая, как настоящая дама, встретила его у дверей и сразу поняла, что случилось что-то неладное. Она ласково взяла его за руку и повела в боковую комнату, где можно было спокойно поговорить, зная, что никто их не услышит.

— Какие-то неприятности? — мягко спросила Эяна.

— Мой духовник, отец Эббе, спросил сегодня, почему люди, которые гостят в моем доме, ни разу не посетили богослужение.

— О, так священнику известно, что мы живем в твоем доме?

— Конечно. А как же иначе? Соседи и слуги только и знают что сплетничать. — Нильс стоял посреди комнаты и хмуро глядел себе под ноги. — Я ему объяснил, что вы… облечены доверием некоей высокой особы, выполняете секретное поручение или задание, и поэтому, если кто-нибудь узнает вас в лицо, то может пострадать дело. Ну и пришлось пообещать, что вы найдете возможность посетить храм. Священник ни о чем больше не спрашивал, но я заметил, что лицо у него осталось озабоченным. Ясно как день: кто-то ему донес, насплетничал, что я живу с тобой, А Ингеборг с Тоно. Да еще во время Великого поста. Ни я, ни Ингеборг не исповедовались отцу Эббе. Но на Страстной неделе нельзя не пойти к исповеди. Не исповедовавшись, не получишь Святого причастия.

— Неужели все так страшно? Ведь ты холост, а Ингеборг не замужем. Это всем известно.

Нильс посмотрел на Эяну с вымученной улыбкой.

— Конечно, ничего страшного. Дело-то житейское, такие вещи совсем не редкость. Отел Эббе велит нам сколько-то раз прочесть молитву Богородице. Он не назначит слишком уж сурового наказания, потому что знает, как много денег мы жертвуем церкви на благотворительность. Но если мы признаемся, что делим ложе с теми, кто лишь наполовину люди…

И вдобавок не потому, что у нас нет выбора среди смертных женщин и мужчин, и не потому, что нас заставили силой, а… добровольно, по своему желанию. Боюсь, отец Эббе велит нам выгнать вас из дому. Если же мы ослушаемся… О спасении души после смерти, да и о спокойной жизни на этом свете, в обществе людей, не придется даже мечтать.

Помимо того, если нас отлучат от церкви, мы лишимся возможности помогать вам с Тоно.