— Я водяной.

— Это не важно, Тоно, возлюбленный. А что сталось с Михайлой, ты не знаешь? Я надеюсь, что где бы он сейчас ни был, он остался таким же веселым, каким я его помню.

— Я слышал, что его жизнь сложилась благополучно.

Вилия заметила, что Тоно мрачно глядит куда-то вдаль на озеро, и встревожилась.

— Ты чем-то глубоко ранен, тебя мучает тяжелая обида. Не могу ли я тебе помочь? Как мне хочется что-то сделать для тебя…

Тоно удивился. Еще никогда вилия не говорила о том, что он ей близок.

— Мне, видимо, придется уехать, — сказал он. — Моя сестра — помнишь, я тебе о ней говорил — считает, что нам нужно уехать отсюда. Боюсь, она права, насколько разум позволяет ей судить о том, что хорошо и что плохо. Только в этих пределах, — добавил он сквозь зубы.

Нада попятилась и в ужасе прижала ладонь ко рту, чтобы не вскрикнуть, потом, будто защищаясь от чего-то страшного, подняла руки.

— Нет, нет! Тоно! Это невозможно! Умоляю тебя…

Нада опустилась на землю и горько заплакала. Никогда еще Тоно не видел ее слез. Он встал на колени, обнял ее за плечи и, гладя по волосам, попытался объяснить, что просто обмолвился, что никогда ни за какие блага он не расстанется с нею, и, утешая Наду, понимал, что сейчас его постигло безумие той же отчаянной силы, что когда-то толкнуло девушку покончить с земной жизнью.

8

В день святого апостола Матфея в церкви лесной задруги была крещена дочь морского царя. Она сама выбрала для себя имя — Драгомира. В Дании это имя звучало как Дагмара, что значит «дева дня».

Крестил ее отец Томислав. На дочери Андрея было белое платье, рыжие волосы она заплела в косы и убрала, прикрыв платком, как подобает женщине, которая пришла в храм Господень. Рядом с нею стоял отец. Ради этого торжества он оставил военный корабль и прибыл в задругу. Слева от Андрея стояла его жена Елена, далее Иван Шубич с женой. В маленькой церкви собралось множество прихожан, здесь были жители задруги, крестьяне, друзья и сородичи, бывшие подданные морского царя, правителя лири. Народу было столько, сколько могла вместить церковка.

В первом ряду прихожан близко от алтаря стоял Лука, с безнадежной тоской смотревший на дочь Андрея. В углу у самой двери стоял Тоно.

Кто-то из людей сказал, мол, не подобает ему находиться в церкви, но отец Томислав строго возразил: как-никак Тоно родной брат новообращенной христианки, разве можно не пустить его в церковь, когда над сестрой сотворяют обряд крещения? В том, как отец Томислав совершал обряд, было много неожиданного и нетрадиционного. «Как знать, — думал священник, — а вдруг, торжественное праздничное действо поможет ему, милостью Божией найти путь к его сердцу?» Тоно стоял, скрестив на груди руки, лицо его было холодным.

Благовонный ладан особого дорогого сорта, пожертвованный сельской церкви жупаном, курился в кадильнице. Отец Томислав молился с истовой горячей верой, лицо его светилось благостью и счастьем, когда, велев всем прихожанам преклонить колени, он окропил лоб дочери Андрея святой водой.

— Во имя Отца и Сына и Святого Духа, крещу тебя в веру Христову.

Аминь.

Дагмара — та, что прежде была Эяной — вдруг пошатнулась и едва не упала. Андрей поддержал ее за плечи и прошептал, устремив взгляд к небесам:

— Возрадуйся, Агнета!

Глаза Дагмары наполнились слезами счастья. Она поднялась с колен, обняла отца, затем священника и с гордо поднятой головой прошла к выходу и перешагнув порог церкви ступила на землю.

За то время, что длился обряд крещения, погода внезапно переменилась.

Сильно похолодало, разгулявшийся ветер гнал по небу облака, рвал с деревьев желтую и багряную листву.