Хоо глядел не на Ингеборг, а в море, крепко сжав руками релинг.

— Значит, я тебе совсем не нравлюсь?

— Я не хотела тебя обидеть.

Дюйм за дюймом Ингеборг придвигала к нему свою руку, пока наконец не положила ладонь на его пальцы, обхватившие поручень.

— Ты наш спаситель. И знаешь, ты обошелся со мной гораздо лучше, чем многие люди, правда. Но мы с тобой разной породы. Я ведь смертная, женщина. Какая же близость может быть между нами?

— Я видел, как ты смотришь на Тоно и…

Ингеборг поспешила его перебить:

— Почему бы вам не поладить с Эяной? Она такая красавица, не то что я.

Я самая обыкновенная женщина. Эяна ведь, как и ты, из Волшебного мира.

По-моему, ты ей нравишься. Только не подумай, Хоо, будто я о чем-то жалею.

— От меня противно пахнет, но к запаху можно привыкнуть, — с обидой сказал Хоо.

— Но почему именно я?

Хоо долго молчал, потом повернулся к Ингеборг.

— Потому что ты не морская фея, а настоящая женщина.

Она подняла голову и поглядела ему в глаза. Лицо ее посветлело.

— Но мой народ истребил твоих собратьев, — покаянно, как на исповеди, сказала она.

— Это было давно, много лет, даже столетий назад. Теперь люди уже ничего не помнят о тех време-шах, и я не держу зла на людей. Я мирно и тихо живу около Сул-Скерри. Ветер, волны и чайки — вот мои друзья, больше у меня никого нет. Да еще ракушки и медузы — мои соседи. Мой покой нарушают лишь бури и акулы. Так проходит за годом год. Я доволен, но порой тоскливо бывает от одиночества. Ты меня понимаешь?

— Голые скалы, кругом только море да небо, просто небо, не святые Небеса… Ах, Господи! — Ингеборг прижалась щекой к груди Хоо, и он с неловкой нежностью погладил ее по волосам. Сердце Ингеборг билось тяжелыми редкими ударами. Спустя несколько минут она спросила:

— Но почему же ты не попытался кого-нибудь поискать, чтобы не быть одному?

— Я искал. Когда-то в юности. Далеко от Сул-Скерри. Много удивительных вещей я тогда узнал… Но кого бы я ни встретил, никому я не был нужен. Они видели только, что я урод, видели лишь то, что снаружи, а в глубину никогда не заглядывали, не видели, что там, под внешней оболочкой.

Ингеборг подняла голову.

— Нет, не может быть, чтобы все в Волшебном мире были такими. Тоно, я хочу сказать. Тоно и Эяна…

— Верно, они, пожалуй, не такие. Они желают добра своей маленькой сестре. И все-таки люди — они лучше. Как бы это объяснить… В людях есть какое-то тепло и еще… вот то, как ты меня любила. Наверное, это оттого, что вы, люди, знаете, что вы смертны и однажды умрете.

Наверное поэтому вы лучше понимаете, что внешность обманчива. Или это в вас искра вечности? Душа? Не знаю, не знаю… Но в иных людях, особенно в женщинах, я это чувствовал. Это как огонь среди темной ночи. И в тебе, Ингеборг, он есть, этот огонь. Он сильный и яркий, и он меня согрел. В твоей жизни столько несчастий, а ты считаешь себя счастливой, потому-то и умеешь так сильно любить.

Ингеборг изумилась:

— Я? Продажная девка? Нет, ты, видно, ошибаешься. Да что ты знаешь о людях?

— Знаю больше, чем ты думаешь, — серьезно ответил Хоо. — Когда-то очень давно я пришел к людям, и люди меня не прогнали, несмотря на то что лицом я не вышел и пахнет от меня скверно. Я ведь очень сильный и от работы не бегал, я умею упорно трудиться, иначе разве научился бы я языку людей и всем ухваткам моряков? Я подружился со многими людьми, некоторые женщины не отворачивались от меня, а иные — поверишь ли? — иные, правда, их было совсем немного, меня любили.

— Понимаю, почему любили, — вздохнула Ингеборг.