– К чему я веду? Ну, вот вы можете себе представить, каково было бы там внизу, на земле?

– Безумие, – сказал Читиратифор, и было трудно понять, это его ответ или его реакция на вопрос. А потом он спросил: – Когерентная стая там, внизу, окруженная миллионами Хора? Разум распадется в секунду. Как кусок угля бросить в котел расплавленного чугуна.

– Да, таков был бы результат, если бы бросили в Хор вас или меня. Но в результате прошлых обменов мы получили там, внизу, расчищенное место. Там их всего трое, и они держат веревку. Ближайшие элементы толпы не ближе тридцати футов. Ситуация была бы неуютной, и вам пришлось бы сбиться в кучу, не давая разуму рассыпаться, но выжить внизу стая смогла бы.

Читиратифор испустил недоверчивый звук, переходящий в тон страха.

– Мыслезвук давит со всех сторон. Эта поляна – крохотный пузырь рассудка в сердцевине ада. Хор не выносит чуждых элементов. Окажись я на земле – эта благословенная полянка тут же исчезнет.

– Но наверняка этого никто не знает? Если у Магната получится спустить стаи на землю так, чтобы им не грозила опасность, торговля пойдет куда быстрее.

– Теория, которую легко проверить. Высадите стаю… – Читиратифор замолчал, выбирая слова поаккуратнее, – какого-нибудь приговоренного преступника и предложите ему свободу, если он только спустится на эту полянку и поболтает с этими милыми созданиями.

– К сожалению, у нас нет сейчас приговоренных преступников. Магнат считает, что говорящая каракатица – наиболее удачный из оставшихся вариантов.

Эти рассуждения не казались убедительными и самому Ремасритлфееру. Таков Магнат: идей у него море, но обычно они абсурдны. Единственные, кого смог на это уговорить Магнат, были сами каракатицы, готовые бесконечно разговаривать с новыми незнакомцами. Совершенно непонятно, как подобные создания могли выжить. Одной невкусности для этого недостаточно.

Читиратифор заставил себя рассмеяться:

– Это и есть то блестящее решение, за которым гонялся Магнат? И вы честно доложите, как все будет?

Ремасритлфеер сделал вид, что не заметил снисходительного тона.

– Конечно.

– Ну, тогда опускаем каракатиц! – гулко засмеялся Читиратифор.

Ну, маленькие друзья, удачи вам.

С высоты тысячи футов пройти последние – хитрая штука, но Ремасритлфеер достаточно долго тренировался. Этим ребяткам не помешает мыслезвук Хора – разумы каракатиц молчат как мертвые. Основной вопрос другой: как отреагирует сам Хор на присутствие говорящих существ, к нему не принадлежащих? Часть Ремасритлфеера, наблюдающая за краями поляны, видела какое-то непонятное напряжение, передающееся по толпе. Он и раньше уже такое видал. Хор не является когерентным разумом, и все же некоторые его части думают друг другу, и эти мыслезвуки расходятся на сотни футов, создавая рисунок внимания такой широкий, какой вряд ли где увидишь, кроме как в линиях часовых.

– Мыслезвук Хора, – донесся голос Читиратифора, исполненный благоговейного ужаса. – И он все громче!

Читиратифор в страхе кружился на пассажирской платформе. Вся гондола из-за него плясала и подпрыгивала.

– Соберитесь! – прошипел Ремасритлфеер.

Но на самом деле мыслезвук Хора действительно казался громче – смесь похоти и ярости, радости и пристального интереса, захлестывающее безумие. Если все эти Стальные Когти там, внизу, способны думать совместно… они, быть может, и сфокусироваться могут на такую высоту. И уничтожить всех на борту «Морского бриза».

Но тут он заметил, что хотя мыслезвуки стали громче и более едиными, поменялось и еще что-то.