Изменить размер шрифта - +
А там, во Вриними, общение было исключительно с негуманоидами – по крайней мере до появления Фама.

– Так эти таверны очень похожи на бары, которые были там в цивилизации?

– Гм… не слишком похожи. «Бары» на Сьяндре Кей были переполнены – до «Хора», по меркам стай. Для людей и некоторых других рас это было отчасти связано с ухаживанием, знакомством. А здесь…

– Здесь все друг друга знают с самого раннего детства, и нас тут слишком мало, чтобы заполнить эти пивные. Но все равно забавно себе представить. Вот, например, это заведение.

Это заведение было «Знак богомола». Само слово было написано местными рунами под метровой высоты изображением странного насекомого на двух ногах. Равна никогда не видала настоящего, но слыхала, что эти твари – вездесущее проклятие прибрежных городов. Правда, самые крупные из настоящих богомолов были не больше пяти сантиметров. Где бы ни рассказывали истории о приземлении людей, всегда возникал вопрос, как странно выглядят эти инопланетяне. А поскольку видео не существовало и показать его было невозможно – просто некая стая рассказывала доверчивым слушателям, тоже стаям, – то людей часто уподобляли «большим-большим богомолам». Сама вывеска «Знака богомола» – деревянная доска – была привезена из бара в Длинных Озерах. И получилось остроумно, потому что именно этот паб стал у людей излюбленным.

Изнутри слышалась музыка.

– Видишь? Точно как ночной клуб в цивилизации? – спросила Джоанна.

Человеческая музыка, человеческие голоса и звучание нескольких инструментов – или одного синтезатора. Внутри не будет ни синтезатора, ни инструментов, ни даже, может быть, поющих людей. Слова – это были какие-то детские стишки, а музыка – не совсем детская мелодия. Все эти звуки вполне могла бы издавать одна стая. Нет сомнения, что она аранжировала нечто, взятое на «Внеполосном». На почве этой планеты людская культура восстанавливалась с нуля, из воспоминаний машины и искажений, внесенных расой средневековых стай.

К входной двери главного зала вели аккуратно выкрашенные деревянные ступени. Джоанна побежала вверх, Равна за ней. Они уже прошли полпути, когда открылась дверь и на верхнюю площадку высыпала группа людей-подростков. Один из них обернулся обратно к бару, говоря что-то вроде:

– А ты подумай, подумай. Так больше смысла получается, чем…

Равна отодвинулась, пропуская их. Лестница была рассчитана на одну стаю и была лишь чуть пошире одиночного элемента. Ребята Равну не видели, но когда заметили Джоанну, тут же замолчали. Когда они проходили мимо, она услышала слова одного из них:

– Это твоя сестра, Джеф.

Голос Джоанны прозвучал несколько резковато:

– А что это вы тут делаете?

Шедший впереди – по голосу, похоже, Ганнон Йоркенруд – ответил:

– Сообщаем людям правду, юная госпожа.

Да, это был Ганнон. Мальчишка увидел Равну – и ухмылка сползла с лица. Чудо из чудес – он даже постарался казаться незаметным! И бочком пробрался мимо, не глядя в глаза.

Трое ребят, идущих за ним, были помоложе: один семнадцати лет, один девятнадцати, и оба из трудных детишек. Они оба притихли, молча прошли мимо и торопливо спустились. И у всех были эти короткие штаны и дурацкие низкие башмаки, что вошли в моду в начале лета. В дождливый и холодный день должны зябнуть коленки и ноги промокать.

А наверху на лестнице слышался голос Джоанны:

– Так что стряслось, Джефри?

Слова были сказаны без нажима, но Равна отметила, что девушка встала посередине лестницы. А наверху, естественно, находились Джефри и Амди. И человек, и стая были иллюстрацией понятия «неприятный сюрприз».

Быстрый переход