|
Солнечные лучи вспыхнули на кровле здания, она вдруг заискрилась и заиграла бликами. Дом Мархада был покрыт гладкими плитами из какого-то черного материала. Там, где полированный слой был сколот, образовались острые грани, они и блестели в закатном свете. От их сияния перед глазами поплыли радужные круги. Леван поспешно отвел взгляд. Над воротами были устроены гнезда для стрелков — покореженные кабины самоходов; со двора к ним вели лесенки. Когда мотоциклетка затормозила, тяжелый бронированный фургон подтолкнул ее сзади, удар отдался в ладонях Левана, лежащих на руле. Его мотоциклетка была слишком легкой, толчок сдвинул ее. Ляков встал в коляске и махнул караульным: — Отворяй, это мы! С кочевыми схватились, потеряли мотоциклетку. Стрелок над воротами кивнул и исчез — полез вниз отпереть ворота. Из прицепа выбрались бандиты и Снулый, побрели толкать створки. Леван наблюдал, как неторопливо трудятся бандиты Мархада. Без спешки, без старания отворили скрипящие, давно не смазывавшиеся ворота. Один задержался, чтобы пинком убрать с дороги обглоданную кость. «Страх — вот чего им не хватает, — решил Леван. — Ни своего вожака, ни дикарей из Донной пустыни здесь по-настоящему не боятся. Маленько бы страху на них нагнать, вот тогда бы забегали!» — Давай! — бросил Ляков, и мотоциклетка потянула бронированный фургон во двор. Туда уже лениво собирались бандиты. Леван огляделся. У стены дома стоял еще один мотофургон, чуть дальше — сендер с проржавевшим корпусом и пара небольших мотоциклеток, легких, без брони. Одна явно была не на ходу: колеса сняты, вокруг на тряпках разложены детали. Судя по количеству ящериного помета во дворе, манисов здесь тоже держали, но стойла, видимо, располагались по другую сторону здания. На крыльцо шагнул атаман — очень толстый мужчина средних лет. Живот его торчал, как шар, и Левану пришло в голову, что Мархад давным-давно не видал собственных коленей. Над черной курчавой бородой нависал толстый красный нос, в зарослях шевелились еще более толстые и красные губищи. Все в этом человеке было ярким, необычным для серого пыльного двора — и вышитый золотой нитью халат в синюю и желтую полоску, и красный кушак, за который была заткнута сабля в украшенных фальшивыми самоцветами ножнах, и скрипучие желтые сапожки с загнутыми носками. И глаза у Мархада были яркие, черные. Из-под тяжелых век атаман осмотрел своих людей и пришлых, наконец разлепил яркие губы: — Что случилось, Ляков? Почему новые люди? С чем к нам пожаловали? — Мы в ловушку угодили, Мархад, — отозвался старик. — Кочевых видимо-невидимо на нас навалилось. Чувяка сразу копьем прошили, мотоциклетка заглохла, а после и вовсе взорвалась, пока мы отстреливались. По счастью, эти вот парни на выручку пришли. Без них бы не отбиться нам. Ну и сюда помогли фургон прикатить. Наемники они, вот этот за старшего у них, Леваном звать. Без них нам бы совсем пропасть, а так спаслись. Я их в гости позвал, с благодарностью. — Мотоциклетку потеряли? — Мархад покачал головой, и круглые красные щеки тряхнулись туда-сюда. — Ах, беда. Он вздохнул, пожевал толстыми губами и стал разглядывать Левана, который до сих пор не отер запекшуюся кровь с лица и одежды. — Мы люди простые, — изрек атаман, закончив осмотр, — и живем просто. Ты, Леван, и твои друзья — мои гости. За столом и поговорим. Так полагается, чтобы беседа добрая вышла: сперва покушать, а после дела обсуждать. Говорил он вроде правильно, но в его речи слышались непривычные Левану интонации, чувствовалось, что этот язык Мархаду чужой, хотя выучился он хорошо. Пришлым дали воды, и Леван смыл наконец чужую кровь, засохшую на лице. Потом их привели в большой зал на первом этаже. Вдоль помещения тянулся длинный стол, возле него стояли лавки. Ляков и остальные шли следом, бандиты вполголоса обсуждали новости. |
