— Ага, у нас вся родня такая! — смеется Шуня и вдруг запевает песенку из какого-то мультика:

Она начинает кривляться, пританцовывая, забирается на стол и, отстукивая каблучками, выдает припев:

Я усмехаюсь, подтаскиваю сумки к двери. Гляжу на Тёху и не верю своим глазам.

Он сидит в кресле, курит, смотрит на танцующую Шуню — и улыбается!

Тёха не больно-то и здоровый. Так, обычный пацан, жилистый и ростом чуть выше меня. Сапог и в плечах шире, и толще. Но у Тёхи руки как у взрослого мужика. И еще Тёха никогда не бздит и всегда знает, что делать. Поэтому его уважаем не только мы, но и все на Курке, даже Менеджер и щипачи-карманники, которые промышляют в подземном переходе.

Про себя Тёха рассказывать не любит. Чуть что, сразу: «Хватит базарить!», и шабаш. Но я так понимаю, что родители у него погибли где-то на Кавказе, а сам он лет пять скитался по приютам и детским домам, пока однажды не решил, что пора жить самостоятельно.

Вот про это, про самостоятельность, Тёха говорит охотно. Правда, он вообще не особо-то говорун, но тут его как прорывает:

— Каждый сам должен. На чужом горбу только в морг въехать можно. Хочешь жить нормально — живи. Никто никому ничего не даст. Сам идешь, куда хочешь, — это правильно. Так нормально.

Нормально — это у Тёхи главная похвала. Лучше, чем нормально, у него не бывает. И еще: мы никогда не видели, чтобы он улыбался. Бройлер однажды сказал нам с Губастым, что у Тёхи, видимо, психологическая травма и какая-то фобия — он боится проявлять положительные эмоции.

И вот теперь сидит наш бригадир, щурится сквозь сигаретный дым на эту оторву в юбке, и губы его растягивает неумелая, кукольная какая-то улыбка…

С билетами все проходит как по маслу. В том смысле, что до Казани наши покупщики их взяли. А вот дальше… Дальше идет полная непонятка.

— Ну нету такого поезда — «Москва — Таежный»! — оправдывается Губастый. — Я по карте посмотрел, можно потом от Казани до Новосиба взять, а там уже рукой подать, доедем.

— Мудозвоны, — сердито рявкает Тёха. — Это сколько ж денег угрохаем! У-у бараны тупорылые!

— Да ладно тебе, — вступается за Губастого Сапог, чувствуя, видимо, за собой часть вины за такое «бабье» решение. — Доедем как-нибудь, не первый раз. Я вон в прошлом году в Сочи ездил с пацанами. Мы шесть поездов сменили — и ниче.

— А мне по хрену, как вы там ездили! Хоть пешком шли, — беленится Тёха.

— Да че теперь ругаться, — я смотрю на старый будильник, найденный на помойке. — Поезд через полтора часа. Идти пора…

Все сразу как-то успокаиваются, серьезнеют.

— Присядем на дорожку, — говорит Шуня, и мы послушно рассаживаемся, умолкаем, обводя взглядами нашу берлогу — в последний раз…

Тема про школьную экскурсию проканывает без запинки. Проводница, пожилая усатая тетка в форменной шапочке, только заглядывает в свидетельство о рождении Сапога и пропускает нас в вагон. И тут оказывается, что нас ждет еще один сюрприз — Губастый и Сапог купили билеты на сидячие места.

Есть такие вагоны сейчас, в них кресла как в самолете, а полок никаких нету. Наверное, на дальних рейсах эти вагоны не используют, но до Казани ехать всего ничего, двенадцать часов, и кто-то шибко умный из железнодорожных руководителей решил, что народ, у которого с деньгами туговато, доедет и сидя.

— Зато денег сэкономили! — оправдывается Сапог.

— Утухни! — мрачно зыркает на него Тёха.