— Да, конечно, — говорит он. — Безусловно. Очень приятно. Мы в «Англетере». Да, я знаю, что мы в розыске. Да, знаю, что уже второй раз. Но и на сей раз всё дело в некомпетентности полиции. Мы собираемся подать жалобу. Надеемся, что эти сотрудники будут отстранены от должности и им будет предъявлено обвинение в необоснованном применении силы.

Под окнами гостиницы проносится несколько полицейских машин с сиреной. Из-за шума, а, может быть, и из-за начинающейся мании преследования Торкиль Торласиус замолкает. Я вдруг понимаю, как много полиции собралось на Королевской Новой площади. И чувствую гордость и напряжение, царящие во всём Копенгагене в связи с предстоящей конференцией, — кажется, весь город вибрирует.

Одновременно я замечаю, или, точнее, слышу нечто, с одной стороны, обычное, с другой стороны, странное, и не сразу понимаю, что это означает. Вой сирен, который проникает в номер для новобрачных с улицы и заставляет Торласиуса прервать свою жалобную песнь, одновременно доносится и из телефонной трубки, которую держит в руке его жена.

Звук сирены затихает, и Торкиль Торласиус снова может говорить.

— А дети. — продолжает он. — Они сбежали. У нас есть основания полагать, что они в Копенгагене. Определённо, мы видели их на судне. Они переоделись. Я, как психиатр, считаю, что они представляют серьёзную опасность для окружающих.

Человек на другом конце провода что-то говорит. Слова его заставляют Торкиля Торласиуса опуститься на стул.

— Да-да. — говорит он.

Он пытается найти бумагу и карандаш, это нелегко, ведь руки у него за спиной.

— Зачем код? — спрашивает он. — Обычно достаточно было моего имени. Меня все знают. Я и на телевидении выступал.

Ему что-то отвечают, отчего Торкиль Торласиус приходит в ярость, и когда собеседник заканчивает разговор, он пытается боднуть головой телефонную трубку.

— Никакого уважения, — говорит он. — Он сказал, что мне следует сидеть тихо. Ни во что не вмешиваться. Он имел наглость посоветовать нам не нападать на полицейских, а найти себе какое-нибудь другое хобби. Он советует lap-dance. Что это такое?

— Настоящий иезуит, — говорит Анафлабия Бордерруд. — Ходят слухи, что до поступления в полицию он был католическим священником.

— В министерстве его называют «Кардинал».

Это говорит Александр Финкеблод. Он находится в соседней комнате, вот почему я его до сих пор не видел.

— Он достиг весьма высокого положения, — продолжает Александр. — Занимает одну из руководящих должностей в Интерполе. Сейчас ему поручили отвечать за безопасность во время проведения конференции.

В голосе его слышится благоговение. Можно предположить, что руководящая должность за границей — предмет страстных мечтаний Александра Финкеблода.

— Он утверждает, что нужен код, — говорит Торкиль Торласиус. — Который мы должны сообщить при входе. Мне никогда прежде не приходилось подтверждать свою личность на официальных мероприятиях. Придётся поговорить об этом с моим старым добрым другом, министром внутренних дел.

Я снимаю крышку с блюда, на котором лежит омлет и маленькие коктейльные сосиски. Аромат поднимает Торкиля Торласиуса со стула.

Благодаря этому у меня появляется возможность сделать две вещи. Во-первых, я засовываю в карман тот листок, на котором Торласиус записал входной код. А во-вторых, я могу встать так, что становится видно другую комнату. Александр Финкеблод лежит на диванчике, Вера-секретарь сидит подле него и массирует ему затылок.

Это зрелище наполняет меня глубокой радостью. Оно свидетельствует о том, какая преобразующая сила таится в отношениях мужчины и женщины.