Домашние условия сильно изменились, характеры также поддались влиянию времени; граф едва передвигал ноги, а всем заправляла капризная, злая, вспыльчивая графиня. Сына воспитывала она по-своему. Но судьба как-то не благоприятствовала мальчику: едва он успел выйти из пеленок, как в нем обнаружились физические недостатки: вырастал горб, плечи подымались, и, несмотря на красивое личико, он возбуждал сострадание, порой и отвращение.
От матери Люис унаследовал остроумие и живость, от отца гордость, а горб принес ему то, что всегда дает людям, на спине которых вырастает: склонность к безжалостной насмешке и вспыльчивость, доходящую почти до дикости.
Таков был состав семейства, проживавшего в Турове в описываемое время. Графини Иза и Эмма, обе достигшие уже совершеннолетия, беспрерывно боролись с мачехой, которая была тем безжалостнее к ним, что, в сущности, ни она, ни муж ничего не имели, а жили на счет дочерей. Сыну ее оставалась тень имения, заботы о нем, наследство имени и долгов, а ее падчерицы были наследницами огромного состояния. Легко предвидеть, как все это влияло на внутренний быт семейства.
Года два уже граф не мог ходить, и его возили в кресле по комнатам и по саду. Он начал терять память до такой степени, что иной раз не мог припомнить необходимого слова, заикался — и так с открытым ртом и оставался среди недоконченной фразы. Доктора начали поговаривать о начале размягчения мозга, который, впрочем, никогда и не был твердым.
Графиня Мими, значительно утратив красоту, потолстела, у нее выросли черные усики, явился большой подбородок, и она уже не слишком заботилась о своей наружности. Сыну ее, воспитание которого считалось оконченным, было лет двадцать; он жил при родителях и, по случаю болезненности отца, почти считался владельцем Турова. Отношения его к единокровным сестрам, несколько устаревшим девицам, были приличны, но в глубине души и с той, и с другой стороны питалась взаимная неприязнь.
Люис завидовал их имению, на которое не имел ни малейшего права; сестры ненавидели в нем сына авантюристки, завладевшей сердцем отца, и, кроме того, смотрели на него, как на самое злобное существо.
Семейство это, в котором господствовали споры, несогласия, глухая ненависть, — приходило к разрушению. Все подчиненные жалели бедного пана, гибель которого приписывали второй жене, и бедных сиротствующих его дочерей; у графини же и ее сына не было здесь искренних приверженцев, а если и имелись сторонники, то разве действовавшие из страха или из-за денег.
Издали Туров казался, однако же, великолепным жилищем. Палаццо, существующее до настоящего времени, построен был в конце XVI века родоначальником этой старой фамилии. Хотя здание это и подвергалось различным переменам по случаю пожаров и от фантазии своих владельцев, однако в нем осталось еще много старинного.
В течение веков многое разрушилось и обвалилось, и уже при графине Мими развалины частью были реставрированы, частью обсажены плющом и диким виноградником.
Граф с женою и сыном зажимали лучшую, то есть среднюю, часть палаццо. Молодой человек, называемый в соседстве доном Люисом, занимал помещение в первом этаже. Обе дочери, отчасти добровольно, отчасти вследствие прежнего распоряжения, когда они были еще несовершеннолетние, жили в одном из флигелей, соединенном с палацом, новыми оранжереями. Может быть, покажется смешным, но у молодых графинь был свой особый штат, кухня, лошади, экипажи, и сии жили своими доходами, на которые имели полное право в качестве совершеннолетних. Графиня Мими, будучи в вечной вражде с ними, хотя дело и не доходило до открытой войны, старалась всеми силами мешать их появлению в свете. Их старались как можно реже показывать, но приличие не дозволяло скрывать их совершенно. По воскресеньям девицы обедали в палаццо, а на неделе порою посещали отца и днем, и вечером. В случае крайней нужды денег, графиня Мими научала мужа, каким образом вытребовать их у дочерей. |