— Мы только помешаем вам своим обществом, — сказал он, — вы любите уединение.
— Конечно, приходится любить свою обстановку, — отвечала поспешно Иза, — но если бы мы страшно любили уединение к тишину, то столько имеем этого добра, что трудно израсходовать.
— Не могу надивиться твоей приветливости, сестрица Иза, — сказал сердито Люис, — но сколько раз ты сама говорила, что не любишь шума.
— Разве ты располагаешь прийти к нам на чай с шумом? — смеясь, подхватила Иза. — О, я не думаю этого. Тихая беседа… Вы из Варшавы? — обратилась она вдруг к барону.
— Да.
— И куда же едете?
— Полагаю возвратиться в Галицию, — отвечал барон, — уже довольно давно из дома, но не мог удержаться от соблазна увидеть незнакомые края.
— Как же вам нравится наша сторона? — спросила Эмма.
— Я в восторге.
— Из приличия, но не искренно, — прибавила Иза.
— Не верьте ему, сестрицы, он плут порядочный, — прервал Люис.
— Хорошо же вы, граф, меня рекомендуете!
Люис рассмеялся, но принужденно; он уже думал о последствиях своей неосторожности и о чае. Дело зашло так далеко, что надо было или идти во флигель, или просить сестер в палаццо. Мать могла еще поправить ошибку, пригласив всех к себе. Это немного успокоило Люиса.
Пользуясь его раздумьем, барон живо знакомился с графинями, которые весьма были ему благодарны за вежливость.
Иза мечтала, смотря на него: "О, если бы он взял которую-нибудь из нас!"
Менее отважная Эмма вздыхала в тайне и говорила в душе: "Можем ли мы ему понравиться?"
Между тем разговор становился оживленнее, и они незаметно обошли весь сад. Графиня видела уже из окна падчериц, барона и Люиса вместе, гневалась на сына и отправила дю Валя расстроить общество и созвать в палаццо.
Издали еще дю Валь подал знак горбуну, что нужно с ним переговорить, и они отошли в сторону.
— Что это значит? — воскликнул француз. — Мама ужасно гневается, зачем вы познакомили его с сестрами.
— Я? — проговорил Люис, сжимая кулак. — За кого же вы с маменькой меня принимаете? Сестры искуснее нас, они нарочно напросились сами с беспримерным бесстыдством на знакомство. Я едва не сошел с ума. Представь себе, что, воспользовавшись несколькими фразами, они пригласили нас на чай к себе.
— Этого никогда быть не может, — прервал француз, — маменька ни за что не согласится.
— В таком случае будет принуждена просить их к себе. Неприлично раскрывать перед незнакомым человеком наши грустные отношения, — сердито сказал Люис. — Ступай и скажи маменьке. С этими девчонками ничего не поделаешь, разве запереть их в монастырь.
Дю Валь пожал плечами.
— Графиня гневается.
— Это понятно, да и во мне разливается желчь; но нельзя себе представить всего цинизма любезнейших сестриц. При постороннем не приходится заводить сцен.
— Их никогда не следует заводить, — сказал дю Валь, — но и ты, и мама не умеете вести своих дел.
И он поспешил в палаццо, махнув рукою.
Люис догнал гуляющих, и сердце его вскипело гневом, когда он услыхал смех, в котором как бы чувствовал оскорбление для себя.
Сестры, а в особенности Иза, были в наилучшем расположении Духа, как бы не догадываясь о буре, которую должно было вызвать в доме их поведение. Люис плохо играл комедию веселости, ибо слишком был вспыльчив и изнежен матерью, чтоб искусно притворяться. |