Открывая холодильник в поисках еды, Клара вдруг уловила имя Кимми Диоре и прислушалась. Она подошла поближе к колонкам.

Женщина — явно эксперт по этому вопросу — уверенным голосом уточняла некоторые детали:

— Не только бывшие дети-звезды подают на своих родителей в суд. Мода на отключение от соцсетей и сокращение цифрового следа пользуется все большей популярностью у молодежи. Повзрослев, некоторые из них осознают, что уже обременены огромным цифровым багажом, который уничтожает все надежды на анонимность. Тогда, согласно праву на образ и цифровую девственность, они прибегают к правосудию и требуют, чтобы родители удалили их фотографии или видео, снятые, когда потерпевшие были детьми. Некоторые даже требуют компенсации морального вреда.

Журналистка, голос которой казался Кларе знакомым, продолжила беседу:

— Вернемся к новости, которая собрала нас здесь вместе: к иску Кимми Диоре. Она подает на родителей в суд за ущерб, нанесенный ее имиджу, нарушение права на личную жизнь и сомнительные меры воспитания. Вопрос к вам, господин Корин Бюисон, что именно это значит?

— По закону, до совершеннолетия право на образ ребенка принадлежит его официальным опекунам. Но этот образ — не их собственность, а объект защиты. Родительский контроль в общем и целом должен служить интересам ребенка. Некоторым родителям и в голову не приходит, что их чадо рождается уже с правом на образ, поэтому ведут себя как владельцы. Родители, на которых дети сегодня подают в суд, не только не защитили это право, но в некоторых случаях, можно сказать, злоупотребили своей ролью в воспитании.

— Хочу напомнить, что закон, призванный регулировать коммерческую эксплуатацию образа детей-инфлюенсеров на онлайн-платформах, был принят в две тысячи двадцатом году. Значит ли это, что он не работает?

— Нет, я бы так не сказал. Франция была одной из первых стран, урегулировавших этот вопрос, — это символично. Родителей предупредили: осторожно, вы не можете делать что угодно. Некоторые отступили. Но, как это часто происходит, нам не дали инструкцию по применению этого закона на деле.

— Хотите сказать, его исполнение никто не взял под контроль?

Адвокат выдержал паузу, прежде чем ответить.

— Во-первых, закон ограничивает продолжительность съемок в течение суток, в соответствии с возрастом ребенка. В этом вопросе закон отсылает к ограничениям для детей-актеров. Например, шестилетнему ребенку можно сниматься три часа в день, а подростку двенадцати лет — четыре. Когда речь идет о модельных или киносъемках, которые изначально ограничены по времени, тут все понятно. Но в масштабах всего детства, когда родители снимают своих детей каждый день, все совсем по-другому. Во-вторых, вы говорите о контроле… За последние несколько лет хоть к одной семье приходил домой инспектор по вопросам труда?

— А в том, что касается финансового вопроса, есть какие-нибудь изменения?

— Послушайте, я не стану вещать на всю страну о способах обойти закон. Их очень много, и большинство заинтересованных семей уже нашли вариант по душе. Приведу лишь один пример. На одном из лидирующих в данном секторе каналов появлялись ролики с двумя мальчиками-близнецами, собирающие миллионы просмотров и принесшие несколько миллионов евро. Информация о доходах появилась на одном новостном сайте: законный опекун обратился в модельное агентство, чтобы оплачивать труд своих сыновей. Он задекларировал и оплатил соответствующее количество часов, согласно принятой ставке. Суммы отчислялись на сберегательный счет, как того требует закон. Однако, считая себя автором, режиссером и продюсером роликов (что было правдой), который прилично вложился в необходимую для съемок технику, родитель продолжал получать основную часть гонораров от рекламодателей и доходов с «Ютьюба».