После внезапной смерти отца Перо Виллани обнаружил, что у него ничего нет, не считая умеренно уважаемой фамилии, большого желания и того, что считалось талантом, — однако так считали только люди в таком же положении, как он сам, те, кто не имел никакого веса в этом мире.

Друзья, знакомые с его работой, одновременно являлись его собутыльниками, и сейчас они бы его защитили, если бы он сегодня ночью был вместе с ними. Если бы все они шагали, держась за руки, пошатываясь и распевая песни, по улицам вдоль каналов, через мосты, под двумя лунами, то скрывающимися за облаками, то вновь выходящими из-за них.

Перо догонял не один человек, а несколько.

Он был совершенно уверен, что различает шаги трех человек. Их может оказаться четверо, и они прибавляли шаг одновременно с ним. Ночью по Серессе бродили воры — они бродили по любому городу. Как и шайки молодых аристократов, развлекающихся от безделья нападением на людей по ночам, чтобы продемонстрировать напускную храбрость и доказать, что они это могут. Закон, столь суровый в финансовых делах, неохотно привлекал к ответственности сыновей могущественных людей.

Виллани подозревал второй вариант, по той простой причине, что любой опытный вор за это время уже понял бы, что ему не достанется ничего, что стоило бы отобрать. Пойманных воров отправляли на галеры, а ночные патрули все-таки попадались на улицах. Это не спасало от налетов и грабежей, конечно, — голодным людям нужно было добывать пропитание, а жадные оставались жадными, — но могло заставить воров с некоторой осторожностью подходить к выбору цели.

Художник в поношенной одежде, с блокнотом для набросков в руках, не стоил риска умереть прикованным цепью к скамье гребца на галере. Перо проходил под светильниками в кронштейнах на стенах после того, как вышел из лавки. Состояние его плаща мог видеть каждый, решивший его ограбить.

Он подумал о том, не крикнуть ли это в темноту, но не стал. Если позади него бесшабашные сынки богачей, это их только позабавит и подзадорит. Конечно, может быть, там никого и нет. Он мог встревожиться из-за какой-то компании пьяных друзей, вроде его собственной компании, гулявшей где-нибудь в их квартале.

Только вот в этой складской части города не было винных лавок, и он услышал, как эта группа шла — быстро, не так, как ходят пьяные — по боковой улице, когда он проходил мимо нее, а потом они повернулись и пошли вслед за ним.

Еще два пешеходных моста и одна площадь — возле красивого Малого святилища Святых мучеников — и Перо окажется на своей территории. Он может там встретить на улицах знакомых, а те — оповестить криком других; винные лавки еще открыты.

Художник был трезв и молод. Он побежал. И тут же услышал, как преследователи сделали то же самое, что послужило ответом на все оставшиеся у него вопросы и сомнения.

Ему грозила реальная опасность: у них нет никакой особой причины оставить его в живых. И если это шайка агрессивных аристократов, они не задумываясь пустят в ход клинок под покровом темноты — это может придать их существованию больше блеска.

Здесь тротуар ненадолго расширялся. Перо держался ближе к каналу. Там через определенные промежутки стояли столбики для привязывания лодок. Если он не врежется в такой столбик сам, в него может врезаться кто-то из преследователей. И все же ему нужно осторожно бежать с такой скоростью — легко споткнуться на неровных камнях, наступить на кота, на пробегающую крысу, на отбросы, которые не вывалили в воду.

Первый мост. Вверх по настилу с одной стороны и вниз по другой. Ему нравился этот мостик, плавность его арки.

«Какая банальная мысль в такой момент», — подумал Перо.

По-прежнему никаких огней. Этот квартал в дневное время полон народа, идет торговля, шумно. Но не сейчас. Он прислушивался на бегу.