Это все я узнавала только благодаря СМИ, ведь Марк отчаянно скрывал проблемы. От этого становилось еще печальнее, ведь информация, что попадает в прессу – это лишь самая верхушка айсберга.

– Тебе пятнадцать, так что до вступления в наследство нужно подождать, Алиса, – однажды сам начал разговор Марк. Он не брал меня с собой на встречи и суды, а постоянно запирал одну дома с кучей охранников. Я знала, что парень многое мне не договаривает, и как ему тяжело, но ничем не могла помочь. У меня тоже погибли родители, и я была ребенком… – Никто не лишит тебя фамилии. Наши родители бы этого не хотели, и я никому не позволю причинить тебе вред. Слава богу, высшее образование я успел получить… Это огромное преимущество в данной ситуации.

Мне хотелось как то поддержать Марка, который теперь приходил лишь после двенадцати ночи и уходил на рассвете. Он постоянно пил алкоголь и всерьез подсел на табак. Я жила в доме Грантов, и теперь в нем не появлялись ни одна девушка или посторонний человек. Только мы вдвоем. Но и без этого было понятно: все поменялось, а в воздухе повисла неизвестность.

Марк сидел в широком кресле цвета металла и задумчиво чесал уже заметно отросшую бороду, засмотревшись куда то в пустоту. Тогда я встала и, не раздумывая, села к нему на колени. Так было всегда (в прошлой жизни), а сейчас мне просто необходимо получить некую уверенность в том, что не все в этом мире рухнуло. И Марку тоже.

Он тяжело выдохнул и устало прижал меня к себе так крепко, что стало тяжело дышать. Впервые за почти полгода так хорошо и спокойно. Марк рядом и все еще со мной.

– Спасибо, – едва слышно прошептал он и, шумно втянув запах моих волос, осторожно накрутил длинную прядь на указательный палец. Я чувствовала, как он напрягся перед тем, как начать серьезный разговор: – Тебе ведь пока только пятнадцать, поэтому нужен опекун.

Я затаила дыхание. Вроде как прошло полгода, а до сих пор не верилось, что теперь нет моих самых родных и близких.

– В общем, я уже оформил опекунство на себя! – за секунду выпалил он, словно боясь моей реакции. Но почему? Ведь это было логично, ожидаемо и прекрасно? А когда я никак не отреагировала, а лишь сильнее прижалась к его груди, он напряженно добавил: – Довольно давно, Алиса. Не сегодня.

Я не понимала его сомнений, и почему то показалось важным заглянуть в глаза Марку. Что он прячет за своей непроницаемостью? Эти пять месяцев бизнес войн его закалили, и теперь было сложно пробраться за баррикады внешней холодности.

Долго я смотрела в его карие глаза и ничего не находила, когда все же решилась сказать:

– Спасибо, что не отдал в детский дом. Ты ведь мог. Я боялась начинать этот разговор, потому как мое домашнее обучение затянулось, и…

Внезапно его рука упала на мою шею, и я замерла. Хотелось поежиться от приятных покалываний, что вызывали его прикосновения, но я списала все на тоску по брату. В его глазах теперь плескались отчаяние, непонимание и забота. Казалось, он был искренним, когда ошарашенно прошептал:

– Ты что, Детка?! Я никогда тебя никому не отдам. Все, что я сейчас делаю – это только для тебя. Беспокойство о тебе дает мне силы справиться со всем этим дерьмом.

Это было лучшее, что я слышала от него за всю жизнь. Да и вообще более приятных слов мне никогда никто не говорил. Непроизвольно на губах появилась улыбка, но лишь до тех пор, пока он осторожно не добавил:

– Именно поэтому я хочу, чтобы ты уехала учиться в Штаты и закончила школу там. Здесь… тебе не безопасно. Я не могу вести дела, зная, что ты постоянно сидишь на бочке с порохом.

Я вскочила с места, словно на голову вылили кипяток, и волком уставилась на брата. Все эти красивые слова – прикрытие, чтобы отослать меня к черту на кулички?! Я настолько ему надоела за пять месяцев?!

– Ты ведь все уже решил, не так ли?

Марк потупил взгляд и снова потянулся к коньяку.