Может, снова погрузиться в "Джен Эйр"? Раз уж я такая безобразная, буду зато шибко умной. К тому же история хорошая. Джен, она ничего. По крайней мере, она некрасивая.

Я читаю, читаю и читаю. Поначалу все идет хорошо. Мне нравится маленькая Джен, потому что она такая отчаянная, а когда она попадает в школу и там ее морят голодом, мне очень легко представить себя на ее месте. В животе у меня так отчаянно бурчит, что я не раздумывая проглотила бы подгоревшую овсянку, от которой отказалась Джен. Хотя от овсянки, наверное, толстеют?

В том-то все и дело! Пускай Джен некрасивая, но она худенькая, миниатюрная. Все постоянно об этом говорят. Я начинаю злиться. На что ей жаловаться, если она такая стройная? И мистер Рочестер ее любит. Почему они не могли спокойненько промолчать насчет сумасшедшей первой жены, запертой на чердаке? Я пролистываю книгу до того места, где безумная Берта начинает рычать и кусаться. По мере чтения сердце у меня колотится все сильнее. Мало того, что она косматая и с багровым лицом. У нее еще и "одутловатые щеки". Сказано, что она "рослая, почти такая же, как ее муж, но только гораздо толще". Рочестер говорит: разве удивительно, что ему нужна Джен? Он предлагает всем присутствующим сравнить стройный стан Джен с той глыбой мяса.

Он больше не любит Берту, потому что она жирная. И сумасшедшая. А может, она и с ума-то сошла оттого, что Рочестер ее разлюбил, когда она потолстела.

Может, Дэн тоже меня разлюбит.

Правда, мне-то самой он не нравится. Я хочу сказать, он неплохой, забавный, мы с ним друзья, иногда мы весело проводим время, но все-таки он слишком странный, с прибабахом, и недостаточно взрослый, не могу я в него влюбиться.

А он этого не понимает. Он в меня втюрился по уши с тех пор, как мы познакомились на летних каникулах. Он приезжал из Манчестера, гостил у нас, без конца пишет мне письма, время от времени звонит, просто чтобы сказать: "Привет".

Я неожиданно срываюсь вниз по лестнице, начинаю набирать номер.

— Ты как, Элли, получше? — окликает папа.

Он растянулся на диване с банкой пива. Моголь сидит у папы на животе, прихлебывая кока-колу. Оба то и дело берут ломтики хрустящей картошки из большой миски и при этом смотрят футбол по телевизору.

Я представляю, как солененькая золотистая картошечка похрустывает на зубах. Снова потекли слюнки. Я такая голодная!

— Теперь съешь что-нибудь? — Папа протягивает мне миску.

— Нет, спасибо, — отвечаю я и отворачиваюсь.

Один ломтик хрустящей картошки может оказаться роковым. За первым последует второй, и еще, и еще, я и оглянуться не успею, как сожру всю миску да еще и крошки слизну.

Дома у Дэна телефон звонит целую вечность. Но вот подходит один из его братьев, которые еще чуднее его самого. Он начинает мямлить какую-то чушь, что, мол, Дэн занят. Наконец-то Дэн сам берет трубку.

— Привет! Это я.

— Привет, — говорит Дэн.

Наступает небольшая пауза. Я думала, он обрадуется. Я никогда раньше ему не звонила, всегда только он мне.

— Что там твой братец мемекал?

— Да так, ничего. Ты знаешь, какой он. — Дэн явно смущен. — А ты зачем звонишь, Элли?

— Просто сказать "Привет".

— А, ясно. Понятно. Привет.

Я жду. Наступает долгое молчание.

— Ты что, ничего больше не можешь сказать? — спрашиваю я.

— Да ведь и ты ничего не говоришь.

Обычно мне и не приходится.