— Моя благоверная сегодня на диво бодра… — досадливо проворчал Эзра. — Кормить вроде еще рано… Кстати: не знаешь, который теперь час?

Кларисса помотала головой и тут же спохватилась, вспомнив о хронометре Шарлеманя.

— Сейчас… Четыре часа и… Десять минут… — Губы медленно шевелились, произнося слова; а пальцы лихорадочно разворачивали записку, спрятанную под крышкой часов.

…Какая же она дура — надо было посмотреть туда сразу!

«Улица Шпалерной мануфактуры, дом шестнадцать, букинистическая лавка „Дрейзе и сын“», — знакомый каллиграфический почерк наставника… Шарлемань в городе! Ну конечно — ведь часы принес Хуберт!

— Простите, — Кларисса встала. — Мне нужно идти…

— Куда же ты? — удивленно спросил старик. — Ты могла бы остаться, вряд ли тебя станут искать в этом доме снова…

— Нет-нет; я должна… — Девочка уже была на полпути к дверям. — Спасибо… Вы помогли мне!

— Заходи еще! — крикнул вслед Эзра.

…А потом был бег по заснеженным мостовым, мимо угрюмых домов и мрачных подворотен. Она прекрасно помнила улицу Шпалерной мануфактуры: именно там стояла харчевня Поддера, где их с Томми иногда подкармливали, — в другой, совсем другой жизни… Вот он наконец-то, дом шестнадцать: выщербленное каменное крыльцо, покрытая облупившейся краской дверь и единственное окошко — грязное и до половины заложенное толстыми фолиантами…

Помещение за дверью было настолько крохотным, что и лавкой-то его можно было назвать лишь с большой долей условности: два шага в длину, полтора — в ширину. Все пространство до потолка занимали книги — всевозможных размеров и различной степени потрепанности. Новенькой бумагой и свежей типографской краской тут, должно быть, не пахло от века: только пылью — тончайшей книжной пылью, скопившейся за долгие годы. Из-за прилавка на девочку подслеповато щурился забавный низенький толстячок в берете, натянутом на самые уши.

— Что угодно юной барышне? Кроме как погреться, — подхватил другой голос; его обладатель походил на сидевшего за прилавком словно две капли воды, с той лишь разницей, что был на четверть века старше. — Мы не подаем, девочка; сынок, ты ведь помнишь — мы никому не подаем! Такая у нас политика!

— Да подождите, папа, — добродушно отмахнулся тот. — Я же вижу, она явно пришла по делу… Так что ты хочешь, девочка?

— Простите, пожалуйста; это лавка «Дрейзе и сын»?

— «Дрейзе и сын»? — Толстячок склонил голову набок, словно прислушиваясь к чему-то. — Конечно-конечно! Я — Антонин Дрейзе, а это мой отец, Северин Дрейзе… Чем можем служить?

— Меня зовут Кларисса Квантикки… — Девочка замолчала, от всей души надеясь, что этого будет достаточно.

— Да-да?

— Постой-ка! — Пожилой толстячок дернул молодого за фалду фрака. — Прошу нас простить…

За стопками книг торопливо зашептались; Кларисса уловила свою фамилию. «Квантикки… Наверное, та самая… Поди спроси его…»

— Буквально один момент! — сладко улыбнулся Антонин, высунувшись на миг из книжных залежей. Внезапно послышались торопливые шаги; девочка вскинула глаза — и встретилась взглядом с темным, худым, заросшим густой щетиной человеком, до боли похожим на…

— Кларисса… — беззвучно прошептал капканщик; голос изменил ему.