|
А то вдруг налетит откуда ни возьмись шторм, и не успеешь опомниться, окажется твое суденышко в свистопляске огромных, курящихся водяною пылью валов. Может, и выбросит тогда останки твои на берег, ободрав прежде о камни. Случается здесь всякое. И в тихую погоду иногда пропадают суда, да не то что рыбачьи шхуны — большие корабли исчезают, как не было. Скверные это воды. Недаром прозвали их так. Однако и здесь живут люди и считают суровые берега своим домом.
Самым большим и прочным зданием в Писквилити была пересыльная тюрьма. Здесь вообще строили крепко: выходившие на поверхность граниты представляли собой дешевый и практически вечный материал. Строевую древесину приходилось доставлять с южных склонов Червонных гор: по северным родились лишь низкорослые, узловатые, скрученные непогодами сосны, годившиеся разве что в печь. Топили здесь практически круглый год: даже летом температура редко поднималась выше пятнадцати градусов. Зимою же сильные ветра с моря задували в каждую щель, начисто выметали снег с городских улиц, превращая черные заледенелые булыжники мостовых в скользкую ненадежную поверхность. Только детишки бесстрашно носились по ним, разгоняясь и скользя, балансируя руками, и падали, смеясь и набивая синяки, под неодобрительными взглядами взрослых… Оставив утомленную долгой дорогой Клариссу отсыпаться в маленькой гостинице, капканщик отправился на прогулку. Поразительно: с тех пор как он побывал здесь впервые, ничего не изменилось! Пятнадцать лет… Все те же пустынные широкие улицы, вечные запахи дыма, смолы и моря, и наверняка то же скверное пиво в таверне «Морская Миля». Сама таверна ничуть не лучше подаваемых в ней напитков; и то — какой смысл менять что-либо, все равно это единственное питейное заведение в забытом богом городишке… Атаназиус отхлебнул из просмоленной парусиновой кружки и поморщился. Он выбрал меньшее из двух зол: ассортимент ограничивался пивом и крепчайшим, скверной очистки напитком, именуемым тут «кабацкий ром». Жертвы последнего время от времени нетвердой походкой покидали тесный продымленный подвальчик, но через некоторое время возвращались снова. А может, это были другие — капканщик поймал себя на том, что совершенно не отличает местных выпивох друг от друга. Казалось, все они принадлежат к одной категории: приземистые, широкоплечие старики с красноносыми физиономиями, поросшими жесткой седой щетиной. В таверне стоял гул голосов, время от времени повышающийся и переходящий в крики. «Где-нибудь в Примбахо, — подумал Атаназиус, — этакие вопли как пить дать сопровождали бы добрую драку». Но северные пьяницы были не столь темпераментны, как сыновья южного побережья: покуда все ограничивалось взаимными оскорблениями. Хозяин таверны, молчаливый смуглый итанец, бог весть какими ветрами занесенный в это унылое место, взирал на дебоширов с полнейшим равнодушием. Капканщик постучал по черной от пролитых напитков стойке, привлекая его внимание. — Повтори-ка сушеной рыбки. Рыба, в отличие от пива, здесь была хороша. Все так же молча итанец оторвал от висевшей на стене связки салаку. — А скажи мне, любезный, есть здесь, к примеру, хорошие моряки? — проворчал Атаназиус, отдирая от хребтины волокна сушеного мяса. Хозяин лишь хмыкнул в ответ: очевидно, это должно было означать «здесь все — хорошие моряки». — Здеся все мореходы не из последних! — Очередной кряжистый старикан материализовался напротив капканщика, призывно шевеля кадыком. — Да, сынок! На море Дьявола ты либо самолучший моряк, либо идешь на корм рыбам… Эй, Хамад, плесни-ка мне слегонца рому! — Один квадро. — Да ты наливай, наливай! Будет тебе барыш! — Один квадро. — И вот так всегда… — обращаясь к капканщику, печально молвил красноносый. |
