— Понятненько. Знаешь, с таким ремеслом рано или поздно наживешь себе врагов, — тут Томми понизил голос. — Я не удивляюсь, что за ним теперь охотятся убийцы!

Кларисса помрачнела. В одну из ночей, когда было особенно холодно и тоскливо, она рассказала мальчику свою историю; а тот поведал ей свою. Мать Томми умерла родами, отец последние несколько лет беспробудно пьянствовал. «Раньше с моим стариком было неплохо, особенно летом. Мы жили в большущей лодке с парусиновым тентом и целыми днями рыбачили или просто бездельничали на пару. Он, конечно, поколачивал меня иногда, но нечасто. А потом… Знаешь, хуже всего стало, когда ему черти начали мерещиться. Он тогда гонялся за мной с ножом, а однажды сильно полоснул. После этого я и удрал от него: вдруг еще зарежет во сне!» Маленький бродяга помолчал и спросил: «А каково это — когда у тебя есть мать?» — «Не знаю, — ответила Кларисса. — Отец всегда отмалчивался, когда я спрашивала его о маме, а сама я ее не помню… Наверное, она тоже умерла».

В трущобах шла обычная жизнь. То тут, то там из подвальных окошек вырывались клочья пара — этот квартал традиционно был вотчиной прачек. Широкоплечие тетки увлеченно горланили и бранились друг с другом, развешивая на веревках простыни. Мальчишек провожали подозрительными взглядами, на всякий случай придвинув к себе начищенные медные тазы с бельем. Наконец уличные разбойники оказались перед облупленной дверью. Из подъезда так густо несло кошачьими ароматами, что у Клариссы заслезились глаза.

— Всех сразу Музыкант не пустит, — озабоченно почесал затылок Мослатый. — Чика, Секунда, идите вы двое — ну и девчонка тоже.

Скупщик обитал под самой крышей, в мансарде; последний лестничный пролет не имел перил, и Кларисса невольно жалась к стенке.

— Запоминай, — сказал ей Томми и особым образом постучал: три сильных удара, пауза, один послабее, потом еще три. Некоторое время ничего не происходило. Затем дверь, скрипнув, на самую малость приоткрылась — и в щели возник внимательный, блестящий, словно у птицы, глаз.

— Отпирай, купец. Товар подоспел! — буркнул Чика.

— Что-то вас много! — недовольно отвечали из-за двери; там, внутри, что-то скрежетало и позвякивало. — Опять, небось, приволокли никчемное барахло…

— Обижаешь! Вещички — первый класс, лучше не бывает!

— Ладно уж, входите… — Скупщик краденого управился наконец с дверной цепочкой. — Показывайте, чего принесли.

Музыкант оказался моложавым человеком с тонкими усиками и несколько старомодной бородкой клинышком — такие носили во времена Королевства. На плечи его был небрежно наброшен роскошный, хотя и сильно поношенный халат; пояс с кистями и воротник отливали золотым шитьем, но на груди расплывались неопрятные жирные пятна. Из-под багряной ткани выглядывали голые волосатые ноги, обутые в стоптанные туфли. Жилище Музыканта больше всего напоминало лавку старьевщика: повсюду громоздились горы разнообразных вещей — одежда, книги, мебель, посуда и утварь занимали каждый метр свободного пространства. Для прохода оставались лишь узенькие тропинки. В углу пылился большущий черный контрабас, очень похожий на огромную жужелицу без лапок.

— Вот из-за этой штуки его и прозвали Музыкантом, — шепнул Томми. — Когда-то он взял его по дешевке и с тех пор не может никому толкнуть.

Чика между тем предъявил свою добычу.

— А сундучок-то с ловушкой! — похвалился он. — За такой надо бы отвалить по полной! Снежинка, показывай.

— Ну и кому я его сбуду? — фыркнул Музыкант, на которого демонстрация механизма не произвела ровным счетом никакого впечатления.