— Послушайте, — не выдержал адвокат, разглядывая жирное пятнышко на отвороте своих безупречных брюк, — может быть, девочка просто в своей комнате? Почему бы не поискать ее там?

Марина откинула упавшие на лицо растрепанные волосы и распрямилась, отдуваясь.

— Нет, Луизка у себя в комнате почти не бывает, — пояснила любящая мать. — Вечно по дому шляется. Везде лезет… кстати, хочу вас предупредить, — хозяйка обратилась ко мне, — знайте, что Луизка все время врет.

— Как это? — удивилась я.

Да, знаю, дошкольники склонны выдавать за правду собственные фантазии и легко говорят неправду, чтобы избежать наказания, скажем, за расколотую чашку… но «все время»?

— Врет, как дышит, — глядя на меня до ужаса честными глазами, повторила Масяня. — Так что не верьте ни единому ее слову.

Я пожала плечами, решила, что разберусь сама, и продолжила поиски.

Кухня отняла у нас много времени, но Луизы не было и здесь.

Мы вернулись в гостиную.

Сташевич опустился в кресло и пробормотал:

— Пожалуй, я подожду вас здесь.

А мы с Мариной Эдуардовной отправились обследовать второй этаж.

Шагая по лестнице вслед за хозяйкой, я думала о том, что покойная Елизавета Михайловна была абсолютно права: до малышки в этом доме никому нет дела. Как можно потерять шестилетнего ребенка?!

Мне была глубоко антипатична и вдова банкира, и ее запущенный дом, и вообще все это дело отдавало каким-то неприятным душком. Но я не видела возможности отказаться.

Поневоле я уже успела проникнуться сочувствием к маленькой девочке, потерянной в этих грязноватых хоромах, девочке, отец которой погиб, бабушка умерла, мать была эгоистичной и равнодушной стервой.

Единственный человек, которому есть дело до малышки, — адвокат Сташевич, но что он может сделать? Придется мне принять на себя ответственность за маленькую Лазареву…

— Вот она, зараза! — радостно воскликнула Марина, открывая дверь в просторную светлую комнату на втором этаже.

Это были апартаменты девочки — розовые стены, пушистые ковры, домик Барби в человеческий рост. Именно в этом домике и спала маленькая Луиза. Девочка свернулась в клубок на полу, я видела только рыжеватую макушку и пару поцарапанных коленок.

Мать прошлась по комнате, собирая брошенные вещи — белые колготки, розовое грязное платьице.

— Лу, вставай! — сердито приказала Марина.

«Лу»?!

Девочка сонно потянулась и зевнула, как котенок. Села, протерла чумазыми кулачками заспанные глаза. Уставилась на меня и беззастенчиво спросила:

— Мам, это кто?

Марина смерила меня неприязненным взглядом, прикидывая, как лучше объяснить дочери, что ее теперь будут охранять. Наконец выдала:

— Помнишь, у тебя была бабка? Ну, которая за границей? Так вот, она померла и наняла эту тетю. Она теперь будет с тобой рядом, будет смотреть, чтобы тебя кто не обидел. Ясно тебе?

Да уж, более неудачного объяснения нельзя было и специально придумать! Теперь я в сознании ребенка соотношусь с фигурой умершей бабушки, то есть превращаюсь в какой-то загробно-сказочный персонаж! Неужели эта Масяня не могла найти какие-то человеческие, нормальные слова?

Девочка во все глаза уставилась на меня. Рот приоткрылся. Маленькая Лазарева выглядела так, будто сейчас то ли заплачет, то ли описается. Я поразилась, насколько некрасивым оказался этот ребенок.

Я мало обращаю внимания на детей и, в общем-то, знаю, что не все детишки выглядят так, как те, что с рекламного плаката йогурта или шоколада.