Первый раз за десять лет!!!

Проснулась и ни черта не смогла сообразить: где она, что с ней, в каком измерении, ночь или утро на дворе?

А сообразив, пошла на улицу бродить, смотреть на океан и ни о чем не думать.

Целый месяц Машка почти не выходила из дома – на работу, в магазин за продуктами, в прачечную, в кафешку за углом – и спать, спать, спать!

Какой пляж! Какие пальмы и песок?!

Обнаружилось, что ей не надо ничего защищать-отстаивать, печатать-сдавать, готовиться-изучать, а также: мыть, стирать-убирать, таскать пудовые сумки с продуктами, готовить еду, выслушивать снисходительные нравоучения мужа и улыбаться, пропуская их мимо сознания от нечеловеческой усталости и неспособности осмыслить какую-либо еще информацию, кроме научной, и прочая, прочая…

Мария Владимировна обожала свою работу, она читала лекции с таким увлекающим, искрометным энтузиазмом, сама получая удовольствие от того, что рассказывала, что американские студенты заслушивались и в аудитории стояла всегда звенящая тишина. Звенящая от Машиного голоса!

Впрочем, русские студенты в Москве слушали ее так же.

Она загоралась интересом, всегда погружаясь с головой в статьи или научные работы, которые писала, а здесь, в Америке, нечаянной радостью обнаружилось, что можно не торопиться, делая неспешно свою работу, и почитывать статьи в научных журналах не бегом и скопом, запоминая материал на ходу, а размеренно, без спешки, откладывая, если захотелось, на свободное время, которого оказалось целый океан, такой же, как виднеющийся из ее окон.

И спала, спала, спала!

Десять лет! Вот ей-богу – десять! Она спала по два-три часа в сутки, если повезет – четыре.

Она жила, только когда работала, и какой-то защитный механизм внутри ее отключил эмоции, осознание всего, что было не работой, не наукой. Отупела она, что ли, от перегрузок?

Месяц она приходила домой из университета, печатала немного в удовольствие, и в удовольствие же читала, и спала часов по десять-двенадцать. Вот прямо в восемь вечера ложилась и спала до утра!

А когда выспалась, наконец наверстав годы недосыпа, начала соображать.

И пошла на пляж, и плавала в океане, и поближе познакомилась с коллегами, пригласив их в уютный барчик, и повинилась – уж извините, что не сразу. Но последние годы так много работала, что высыпалась!

Да, да! Кивали они понимающе, отсвечивая белозубыми американскими улыбками.

Еще бы!

Тридцать четыре года – профессор, мировое имя, изданные книги, не счесть сколько статей, лекции, преподавание, семинары, конференции, археологические экспедиции, заслуженный авторитет, и муж, и семья, и тонкая-звонкая, как девушка.

– Вы на диете? Такая стройная и так молодо выглядите!

Да, кивала Машка, ничего не поясняя. А что им объяснишь?

– Вы занимаетесь спортом? Когда вы время находите? Как вам это удается?

Да запросто! Ни спать, ни жрать, забывая, когда ела последний раз: сегодня или уже вчера? Вечно недовольный, поучающий муж, летний «отдых» на полевых раскопках, с туалетом в степи и водой, которая скрипит песком на зубах. А для большего стимула интриги коллег, недовольных таким быстрым продвижением «выскочки», и сплетни, и завалы на защите, необоснованные, глупые, и провокации, и…

Что им объяснишь? Ну а как же – на диете! С элементами любимой вашей развлекухи – спортом, бегом за вечной молодостью!

О, мы понимаем! И прощаем задержку дружеской вечеринки по мере американской широты души.

Однажды Машка проснулась утром и осознала, что счастлива, и никак не могла понять почему, откуда это переполняющее чувство грянуло?

Крутила его, смаковала и так и эдак, ходила с ним весь день и заснула с ним, проснулась на следующий день, и пристраивала звенящую радость к своему сознанию, и улыбалась несколько дней подряд, и во сне живя с этим чувством.