Она была ковбойшей с Беверли Хиллз, если там вообще было нечто подобное. Джун совершенно не была похожа на девушку, которая смогла бы даже час прозаниматься настоящей работой. Ее светлые волосы с обесцвеченными прядями никогда не были растрепаны, а лицо покрывало слишком большое количество косметики. Джун лишь играла, притворяясь тем, кем не являлась, и ждала, что я с радостью включусь в ее игру — нечто, чего я делать не собирался.

— Джун, — произнес я, отступая назад, но она двинулась следом.

— Брендон, — она слегка закатила глаза, словно поддразнивая меня, как будто мы флиртовали друг с другом. Ее рука легла на мою грудь. — Ты все еще не можешь звать меня Джей-Джей? Все зовут меня так.

Фальшивая улыбка осветила ее лицо. Я знал, что она с легкостью могла включать и выключать ее по своему желанию. Я видел, как она ни раз проворачивала это со своими родителями. Именно Джун стала той причиной, по которой они потеряли свою ферму. Они были вынуждены продать свою землю, чтобы помочь дочери встать на ноги. Джун могла спустить все деньги быстрее, чем собака вылизала бы свои яйца.

— Я не все, — сказал я ей, делая еще один шаг назад, позволяя ее руке упасть вниз. Я не собирался наводить ее на неправильные мысли. Думаю, что сделал это, когда Джун впервые вернулась в родительский дом. Она была совершенно разбита, чтобы воспринимать все происходящее ясно, и я слишком сопереживал ей, когда однажды ночью встретил ее на крыльце. Она рассказала мне, что больше всего на свете хотела найти хорошего мужчину и осесть, завести парочку детей и все в том же духе.

Я сказал ей, что желаю того же. Потому что так оно и было. Проведя столько лет около Кэша и его жены Клэр, я знал, что хотел подобное тому, что было у них. Семья — это то, чего у меня самого в действительности не было. Все что я имел — это пьяный отец, и единственное чувство, что я испытывал к нему — облегчение, когда тот умер. В то время мне исполнилось восемнадцать, и я ощутил благодарность, что больше не должен был переживать за него. Это казалось дерьмовым, но годы, на протяжении которых я был вынужден подчищать все за ним, сделали благословением тот момент, когда его не стало. Никто из нас больше не должен был чувствовать себя несчастным.

Но Джун восприняла все так, словно это стало чем-то, что мы могли заполучить вместе. Теперь я только и занимался ее переубеждением в том, что хотел построить свое будущее с ней. Но Джун всегда получала желаемое, еще с тех пор, когда была маленькой девочкой, поэтому не понимала, когда люди говорили ей «нет». Она могла проливать слезы или напускать на себя надутый вид, но на меня это не действовало.

Я оглядел бар, заметив, что множество мужчин пялились на Джун. Я не знал, почему она так зациклилась на мне. Не мог понять, почему не желала присмотреться к кому-то еще.

— Нет, ты определенно не «все», — сказала она хриплым голосом, и я удивился, неужели это на кого-то действовало. Может и так, учитывая, как мужчины вокруг продолжали рассматривать ее.

Когда я начал возвращать взгляд к Джун, то замер, увидев Долли стоящую передо мной. Ее руки упирались в округлые бедра, а светло-голубые глаза, прищурившись, смотрели на меня. Ямочки на ее щеках, которые я так любил, пропали. Она выглядела взбешенной. Обычно Долли всегда улыбалась, когда видела меня. Порой даже флиртовала со мной. Я пытался игнорировать это, потому что в отличие от навязчивости со стороны Джун, я, твою мать, обожал, когда Долли обращала на меня внимание. Я жаждал его, чего испытывать вовсе был не должен. Она были слишком молода для меня. Я повторял себя это тысячи раз каждую ночь, когда ложился в кровать и ласкал себя, представляя Долли.