5 декабря

Винка, любовь моя,

Какой чудесный сюрприз ты преподнесла мне вчера вечером, отважившись остаться у меня на ночь! Всякий раз, видя твое прекрасное лицо, я таю от счастья.

Любовь моя, те часы были самыми захватывающими в моей жизни. Всю ночь сердце мое рвалось из груди, а от прикосновений к твоим губам у меня в жилах вскипала кровь.

Утром йодистый привкус твоих поцелуев все еще оставался на моих губах. На простынях сохранился твой ванильный запах, а тебя рядом уже не было. Мне стоило немало усилий не разрыдаться. Мне хотелось проснуться в твоих объятиях, хотелось снова проникнуть в тебя, почувствовать, как мое дыхание сливается с твоим и как твой голос наполняется жгучей страстью. Мне хотелось, чтобы каждая частица моей кожи вновь ощутила нежное прикосновение твоего языка.

Мне не хотелось бы трезветь ни за что на свете. А хотелось бы беспрестанно упиваться тобой, твоими поцелуями и ласками.

Люблю тебя,

Винка, дорогая,

Каждое мгновение сегодняшнего дня все мои мысли были лишь о тебе одной. Сегодня мне на каждом шагу приходилось притворяться: читая лекции, разговаривая с коллегами, обсуждая пьесу, которую играли мои ученики… Разум мой был целиком поглощен нежными, жгучими воспоминаниями о последней нашей ночи.

К полудню выдержать это стало вовсе невозможно. Между уроками мне захотелось выйти покурить на террасу учительской – и оттуда было видно, как ты сидишь на скамейке, беседуя с друзьями. Увидев меня, ты тихонько махнула мне, и твой знак согрел мое бедное сердце. Каждый раз, глядя на тебя, я содрогаюсь всем своим существом, и мир вокруг тебя будто растворяется. Как-то раз мне почти хватило безрассудства подойти и обнять тебя, и стоило огромных усилий сдержать этот порыв: мне очень хотелось, чтобы все знали, как я тебя люблю, но нам нужно хранить нашу тайну еще какое-то время. К счастью, близок час свободы. Скоро мы сможем разорвать оковы и обрести свободу. Винка, ты сумела развеять окружавший меня мрак и вернуть мне веру в лучезарное будущее. Любовь моя, огонь моих поцелуев неугасим. Каждый раз, когда мой язык слегка касается тебя, он оставляет на твоей коже печать любви и обозначает пределы новой территории – свободной, плодородной и цветущей земли, в которую мы скоро зароним семя нашей будущей семьи. И наш ребенок свяжет наши судьбы навеки. У него будут твоя ангельская улыбка и твои лучистые глаза.

Люблю тебя,

У меня было предчувствие, что я уже никогда не выберусь из пропасти, в которую угодил. Я даже не мог себе представить, какой кошмар ждет меня впереди.

Честно говоря, я понимал, что Клеман очаровал Винку. В прошлом году он преподавал у меня в выпускном классе. Я всегда считал его неглубоким, хотя нельзя было не признать, что он умел пускать пыль в глаза. В эту пору моей жизни соперничество между нами было неравным. По правую руку от меня стоял Алексис Клеман, двадцати семи лет, прекрасный, как солнце, теннисист-разрядник, который, сидя за рулем «Альпины А310», цитировал Шопенгауэра в оригинале. А по левую – Тома Дегале, восемнадцати лет, который корпел над высшей математикой, раз в неделю получал от матери шестьдесят франков на карманные расходы, гонял на мопеде «Пежо-103» (хоть и мотор у него сущий зверь) и коротал свой скудный досуг за игровой приставкой «Атари-СТ» – резался в «Игру ударом с центра».

Я никогда не считал Винку своей. Впрочем, Винка была создана для меня так же, как я для нее. Я был уверен, что стану классным парнем – необязательно прямо сейчас.