Теперь же она впервые посочувствовала ему. Он был с техникой на столь же короткой ноге, как она — с морскими животными. Он знал ее изнутри, понимал ее и, казалось, мог уговорить любой сломавшийся механизм заработать. Но если друзья Паломы процветали в море Кортеса, друзья Хо, машины, постепенно чахли и умирали. Для них на острове обстановка была совсем неподходящей. Соль разъедала их внутренности, солнце выжигало все прокладки и трубки, песок забивал фильтры и портил смазку.
При этом на острове не было механиков или запчастей. Если мотор ломался, то оставалось либо чинить его самому, либо разбирать на части, которые пригодятся в починке уже другой техники. Палома вспомнила, как брат потратил уйму времени, вырезая крыльчатку для водного насоса из куска старой шины, которую он подобрал в Ла-Пасе.
Неудивительно, что Хо так хотелось поехать учиться. У него был дар, которому на острове совсем не было применения. Здесь нашлось бы от силы два лодочных мотора, с которыми он мог бы возиться, но ничего более существенного. Ему было не на чем развивать свой талант, оттачивать навыки, не говоря уже о том, чтобы зарабатывать этим деньги или добиться признания. Хо был похож на одаренного хирурга на острове, где никто не болеет.
Он вынул из мотора какую-то деталь, промыл ее в воде, продул и, привернув на место, надел крышку. Затем он погладил мотор, чем-то пригрозил ему и, отвернув до конца воздушную заслонку, дернул за шнур. Мотор сначала как будто поперхнулся и выпустил в воздух облако серо-голубого дыма, словно не желая возвращаться к жизни, однако завелся.
Обычно Палома просто бросала носовой конец в лодку, предоставляя Индио выпутывать его из рыболовных снастей. Но сегодня она аккуратно свернула его в моток, присела на корточки и, отдав его Индио в руки, оттолкнула лодку от причала.
Хо направил лодку на восток, и вскоре лишь их черный силуэт виднелся на фоне оранжевого, как тыква, солнца. Хо помахал сестре рукой, и она помахала в ответ. Потом он вроде бы сказал что-то Индио, и тот тоже помахал Паломе, чем очень ее удивил.
Палома вернулась в дом и взяла еду и банку пресной воды. Сегодня она даже не отказалась от куска кабрио и кукурузной лепешки, завернутых матерью в бумагу.
Затем она вернулась на причал, села в пирогу и, отчалив от берега, направилась на запад.
Она не глядела в сторону берега. Но даже если бы обернулась, то вряд ли бы заметила человека, сидящего на корточках в кустах и следившего за ней в бинокль.
Сейчас он глядел, как Палома удаляется в лодке на запад. Дневная жара еще не наступила, но воздух был достаточно нагретым, и через бинокль было видно легкое мерцание вокруг шляпы девушки и весел, создаваемое движением.
Отплыв на нужное расстояние, Палома проверила свои береговые ориентиры, бросила якорь и придерживала веревку до тех пор, пока не почувствовала, как железо коснулось дна. Затем она надела маску, ласты и трубку, сунула нож за пояс и скользнула за борт.
Только тогда Маноло вышел из кустов и, держа зеркальце против утреннего солнца, послал два сигнала на восток.
С практической точки зрения это означало, что на поверхности Паломе нужно было повернуть голову всего два раза, чтобы полностью осмотреться вокруг и увидеть все до самого горизонта. Под водой же для этого ей следовало повернуться раз девять, пристально вглядываясь, и на расстоянии пятнадцати — двадцати метров уже ничего не было видно.
Сначала Палома сосредоточила внимание на первом «секторе», но там не было ничего, кроме скал. Во втором «секторе» быстро промелькнули несколько теней, из чего девушка поняла, что где-то на глубине проплыли молотоголовые акулы. Цвет их туловищ, если глядеть через толщу воды, полностью сливался с коричнево-зеленой каменистой поверхностью горы.
Строго говоря, Палома не ожидала увидеть или найти что-то определенное — она просто осматривалась вокруг, как делала изо дня в день; однако на подсознательном уровне она понимала, что ищет раненого манта-рэя, которого встретила здесь в прошлый раз. |