– В основном всякие уродцы в бутылках. Мертворожденные младенцы. Вы же знаете, что это такое? В формальдегиде. Маленькие сморщенные твари – козлята, кошки. Всякое разное. Это было очень давно. Я всего и не помню. Но был там мужчина весом пять, а то и шесть сотен фунтов. Потребовались бы усилия трех человек, чтобы его на ноги поставить. Жирнее твари я в жизни не видела и видеть не хочу.

Мы засмеялись, представив, как трое мужчин пытаются его приподнять.

Мы все знали, что Рут следит за своим весом.

– Да, скажу я вам, в мое время карнавалы были что надо!

Она вздохнула.

Выражение ее лица делалось спокойным и мечтательным, когда она вспоминала прошлое. Давно ушедшее прошлое. Нет, не до времен Вилли, а до самого ее детства. В такие вот мгновения мне нравилось смотреть на нее. Думаю, всем нам нравилось. Все морщины словно смягчались, и она становилась почти прекрасной.

– Ну что, готовы? – спросил Вуфер. Сегодняшний вечер был для него событием. Еще бы, пойти на карнавал в такой поздний час.

– Еще нет. Допивайте колу и дайте мне прикончить мое пиво.

Она сделала глубокую затяжку, задержала дым в легких и потом резко его выдохнула.

Единственным человеком, который курил так же жадно, как Рут, был отец Эдди. Она наклонила баночку с пивом и отхлебнула из нее.

– Расскажи еще про хучи-ку, – сказал Вилли. Сидя рядом со мной, он наклонился вперед и сидел сгорбившись.

По мере того как Вилли взрослел, его сутулость становилась все более заметной. Рут говорила, что если он продолжит расти и сутулиться в том же темпе, то станет горбуном. Ростом в шесть футов.

– Да, – сказал Вуфер. – На что оно было похоже? Я так и не понял.

Рут рассмеялась.

– Танцующие девушки, я же тебе сказала. Вы что, вообще ничего не знаете? Ну полуголыми танцевали. Некоторые из них.

Она подтянула выцветшее платье до середины бедер, подержала мгновение, потрясла им в нашу сторону и снова опустила.

– Юбки вот до сих пор, – сказала она. – Махонькие лифчики. И всё. Ну иногда рубин в пупке или еще что-то. И небольшие темно-красные круги, нарисованные здесь и здесь.

Она указала на соски и медленно обвела их пальцем. И посмотрела на нас:

– Ну и что вы скажете об этом?

Я почувствовал, что краснею.

Вуфер захохотал.

Вилли и Донни пристально смотрели на нее.

Эдди же не отрывался от телевизора.

Рут рассмеялась:

– Думаю, старые добрые «Киванис» не станут спонсировать такое, а? О нет, только не эти святоши. О черт, а ведь они бы хотели! Они бы еще как хотели! Но у них у всех жены. Проклятые лицемеры.

Она всегда гневно распространялась о «Киванис», или «Ротари», или о чем угодно в том же роде.

Любые активисты для нее были что ком поперек горла.

Мы к этому уже привыкли.

Она допила пиво и погасила сигарету.

И встала с кресла.

– Допивайте, мальчики, – сказала она. – Пошли. Выметаемся отсюда. Мег? Мег Лафлин!

Рут прошла на кухню и выбросила пустую банку в мусорное ведро.

Внизу в холле открылась дверь, и вышла Мег, сначала как-то опасливо – и я решил, что из-за крика Рут. Потом ее взгляд остановился на мне, и она улыбнулась.

Так вот как они расселились. Мег и Сьюзан в бывшей комнате Рут. Логично, она была меньшей из двух. Но это значило, что сама Рут спит либо на раскладном диване, либо с Донни, Вуфером и Вилли-младшим. Да, интересно, что бы мои родители сказали на этот счет.

– Я иду с мальчиками за мороженым в «Мистере Софти» на ярмарке, Мегги. А ты позаботься о сестре и держись подальше от холодильника.