|
Он испытал облегчение, смешанное с испугом, когда девушка, подтолкнув ногой дверь, уселась в кресло для посетителей и посмотрела ему прямо в глаза. Потом она задала запретный вопрос, да так, что от него нельзя было ни отшутиться, ни уклониться: – Драган, я тебя привлекаю? Арманский сидел как парализованный, отчаянно пытаясь сообразить, что ему отвечать. Его первым побуждением было встать в позу обиженного и все отрицать. Потом он встретил ее взгляд и осознал: она впервые задала личный вопрос, причем на полном серьезе, и если он попытается отшутиться, она воспримет это как оскорбление. Ей захотелось поговорить с ним, и ему стало интересно, сколько времени она набиралась смелости, чтобы задать этот вопрос. Он медленно отложил ручку, откинулся на спинку кресла и наконец расслабился. – Почему ты так думаешь? – спросил он. – Потому что я вижу, как ты на меня смотришь и как отворачиваешься. А еще иногда ты хочешь протянуть руку и коснуться меня, а потом сдерживаешься. Внезапно он улыбнулся ей: – Мне казалось, что если я прикоснусь к тебе пальцем, ты откусишь мне руку. Она выжидала, даже не улыбнувшись. – Лисбет, я твой начальник, и даже если бы я и увлекся тобой, то никогда бы ничего себе не позволил. Она по-прежнему выжидала. – Между нами говоря, бывали случаи, когда я чувствовал, что меня к тебе тянет. Объяснить это я не могу, но это так. Сам не знаю почему, но ты мне очень симпатична. Однако ты меня не возбуждаешь. – Отлично. Потому что из этого все равно ничего не выйдет. Арманский внезапно захохотал. Саландер впервые высказала ему что-то личное, пусть даже это было самое неприятное, что только может услышать мужчина. Он попытался подобрать подходящие слова: – Лисбет, я понимаю, что тебя не интересует старик, которому уже пятьдесят с хвостиком. – Меня не интересует старик, которому пятьдесят с хвостиком, являющийся моим шефом. – Она подняла руку. – Подожди, дай мне сказать. Иногда ты кажешься тупицей и бюрократом, и это меня раздражает, но ты, в общем-то, привлекательный мужчина, и… я тоже порой чувствую… Но ты мой шеф, и я встречалась с твоей женой и хочу продолжать у тебя работать, и закрутить с тобой было бы самой большой глупостью с моей стороны. Арманский сидел молча, едва решаясь дышать. – Я же понимаю, что ты для меня сделал, а неблагодарность не в моих правилах. Я ценю, что ты оказался выше собственных предрассудков и дал мне шанс. Но я не хочу, чтобы ты был моим любовником, и папаша мне тоже не нужен. Она умолкла. Чуть погодя Арманский беспомощно вздохнул: – В каком же качестве я тебе нужен? – Я хочу продолжать на тебя работать. Если тебе это подходит. Он кивнул, а потом ответил с максимальной откровенностью: – Я очень хочу, чтобы ты на меня работала. Но мне бы также хотелось, чтобы ты питала ко мне какие-то дружеские чувства и доверие. Лисбет покачала головой: – Ты не тот человек, с которым хочется дружить. Казалось, она собирается уйти, и он сказал: – Я понял, что ты не желаешь, чтобы кто-то лез в твою жизнь, и я постараюсь этого не делать. Но ты не против, если я по-прежнему буду к тебе хорошо относиться? Саландер долго размышляла. Потом она ответила: встала, обошла вокруг стола и обняла его. Арманский был совершенно обескуражен. Только когда она отпустила его, он схватил ее за руку: – Мы можем быть друзьями? Она кивнула. Это был единственный раз, когда она проявила к нему нежность и когда она вообще его коснулась. Этот миг Арманский вспоминал с теплотой. За четыре года она так и не приоткрыла ему ни своей личной жизни, ни прошлого. Однажды Арманский испробовал на ней свое искусство разбираться с «лобстерами». |
