Она вытащила пальцы из ушей.
– А ты перестать читать мне лекции по истории. Ты всегда на них скатываешься.
– Неправда.
– О да, правда. Ты помешанная.
– Я не помешанная.
Иссетт наградила меня своим особым взглядом: тяжелый взгляд, в котором читалось, что она права, а я – нет, и мы обе это знаем. С этим было сложно спорить, и я сдалась.
– Ладно, раз ты так говоришь… В общем, если я притворюсь, что приехала из какого-то сектора, там неизбежно обнаружатся другие студенты оттуда, а у меня не будет ни акцента, ни знания диалекта. Поэтому я собираюсь сказать, что мои родители – военные.
Иссетт подозрительно посмотрела на меня:
– Это из-за того, что ты фанатка Аррака Сан-Домекса?
Нет, совершенно точно нет. Да, я выбрала Асгард из-за Аррака Сан-Домекса, и да, он играет в «Защитниках» военного, но в этом вопросе мое решение всецело основывалось на логике.
– Нет, не поэтому. У всех секторов есть свои диалекты, а у военных – нет. Они придерживаются классического Языка. Когда они на заданиях, их дети живут в таких местах, как Дом и Следующий шаг, а потом, как правило, и сами становятся военными. Никаких шансов столкнуться с таким студентом в группе из тридцати будущих историков.
– Может сработать, – признала Иссетт. – И имя твое тоже объяснит. Больница Земли и военные до сих пор используют глупые старомодные имена. Ну, то есть, «Иссетт»! Ты хоть раз видела по телику Иссетт моложе восьмидесяти?
Я хихикнула. Иссетт успешно справилась с гневом и горечью из-за своей инвалидности, но психолог до сих пор пытается избавить ее от ненависти к собственному имени. Она бы изменила его еще много лет назад, вот только так и не определилась с новым.
Вскоре Иссетт уснула, а я ушла в свою комнату и принялась просматривать информационные видео о военных. Полностью доверять им нельзя, но зрелище все равно захватывающее.
Особенно передачи о неопланетах, открытии новых миров. Документальные фильмы о службе на солнечных батареях тоже показались мне интересными, хотя я не слишком вникала в научную часть. Политические передачи походили на школьные уроки социологии. Да, да, у нас межсекторные военные, чтобы различные секторы не содержали собственные войска и не подвергались искушению заново придумать войну. Нельзя относиться к этому пренебрежительно – в конце концов, я иду на исторический и знаю, что мы больше не хотим войн, – но от подобных лекций отдает проповедью.
Что касается учебных сборов по случаю возможного нападения пришельцев – что ж, это просто смешно. Даже военные, принимающие участие в тренировках, иногда начинали смеяться посреди занятия. Ну как можно научиться сражаться с пришельцами, если никто их в глаза не видел? А ответ – в том, что кто-то изобретает безумные сценарии, и люди дерутся с созданными компьютером шарообразными инопланетянами-попрыгунчиками, способными прилипать к потолкам, или восьминогими штуковинами, которые выплевывают в противника липкие ленты, взрывающиеся при контакте.
Несомненно, это все очень серьезно. Пока нам не встретились разумные обитатели других планет, но их существование математически доказано, и когда-нибудь человечество с ними столкнется. Некоторые из этих инопланетян окажутся настроены враждебно. Пусть мне это и кажется маловероятным, но таков научный факт. Мы должны быть готовы, и военные делают все, что в их силах.
Я всю ночь смотрела передачи и делала пометки, что мне нужно освоить. У меня есть месяц на создание образа ребенка военных. А если хочу добиться в этом успеха, то нужно превратиться в военную Джарру и усвоить все, что знала бы она. Чем больше я узнавала, тем больше понимала, сколько всего еще нужно выучить.
Часть о Военной школе оказалась для меня серьезным потрясением. |