Она замерла, глядя на дверь в библиотеку, и стояла так, не смея пошевелиться, страшась, что Лиан, услышав эти звуки, может выйти, но дверь оставалась закрытой, и зал снова погрузился в свое обычное состояние вековой дремоты. От волнения Джорджина до крови прикусила губу. Осторожно она двинулась по коридору, ведущему к кухне. Оттуда не доносилось ни звука, Кейта, работая по дому, любила напевать; Джорджина с облегчением вздохнула: если ей повезет, она добудет молока и вернется в свою комнату через несколько минут.

Не тут-то было! Вылив в стакан разогретое молоко, она поставила его на серебряный поднос и двинулась назад к лестнице, стараясь держаться в тени. Но едва она добралась до первой ступеньки, тяжелую тишину прервал мужской голос:

— Джорджина, подожди, мне надо с тобой поговорить!

— О, нет! — с отчаяньем выдохнула она, прежде чем обернулась. Пожалуйста, Уолли, не сейчас, мы поговорим завтра, я так устала…

Но когда Стеллы не было поблизости, Уолли умел настоять на своем.

— Нам необходимо объясниться, Джорджина, и ты должна это понимать, укоризненно сказал он.

Она нехотя признала, что его требование обоснованно и попыталась хотя бы на время выкинуть из головы мысли о Лиане, чтобы сосредоточиться и правильно ответить на вопросы Уолли. Она не возражала, когда он взял из ее рук поднос и повел в гостиную, где камин дарил теплом от еще не погасшего огня.

— Сядь сюда, — он подвел ее к дивану, придвинутому к очагу, и сел рядом.

Какое-то время стояла тишина, пока он решал, с чего начать, но после первых слов речь полилась потоком.

— Не знаю, с чего начать, Джорджина… Как ты думаешь, что я почувствовал сегодня вечером, когда попал на это странное мероприятие и увидел тебя в амбаре целующейся с незнакомым мужчиной на виду всего народа — и ты выглядела так, словно тебе все это доставляет удовольствие! Насколько я знаю, ты сказала матери, что между нами ничего определенного не говорилось, но ведь мы прекрасно понимали друг друга. Ты знала, что я хотел упрочить свое положение в фирме, прежде чем просить твоей руки, считал, что ты готова ждать. Что случилось, Джорджина? Почему ты позволила Майклу увезти тебя, не обсудив это со мной? Я с ума сходил от беспокойства, когда, вернувшись в отель, обнаружил, что ты уехала несколько часов тому назад, даже не оставив адреса. Задумалась ли ты о моих чувствах хоть на минутку?

Он остановился, будто задохнувшись от недостатка кислорода, его квадратное невыразительное лицо исказилось от волнения. Джорджина очень устала и даже не пыталась ничего объяснять, она только молча смотрела на него, как бы желая заставить понять ее без слов.

Негодование переполняло Уолли: он ждал от нее компенсации в виде раскаяния и сочувствия за доставленное беспокойство. Но вдруг его охватила паника: что если в этом странном случае с помолвкой дело обстоит вовсе не так, как представил сладкоречивый Ардулиан? Возникшее подозрение мучило его больше, чем задетое самолюбие.

В Джорджине он не мог не заметить разительную перемену, это точно был другой человек. Прежде ему особенно нравились в ней холодная собранность, изысканный вкус и безупречный стиль в одежде. Первое, что бросилось в глаза, когда он приехал и увидел ее, — отсутствие ухоженности. Джорджину можно было принять за кузину любой из деревенских девушек, с румяным простым лицом, в дешевом ярком платье, так раскованно чувствующих себя в толпе прибывших на праздник. Уолли пристально всматривался в расстроенное лицо, — изменилась не только внешность. Никогда раньше не обнажала она своих чувств перед другими. Он мог лишь угадывать, что таят ее дымчато-серые глаза. Но сейчас он был потрясен отражавшейся в ее взгляде болью, скрыть которую у нее не находилось сил.