Изменить размер шрифта - +
Поэтому Дмитрий лишь ухмыльнулся и сказал:

– Снег валит днями и ночами. Чем нам еще заниматься, кроме как пировать? Я даже не могу встретиться с девицей. Отец Андрей запрещает – по крайней мере до тех пор, пока Евдокия не родит мне наследника. – Князь облокотился на скамью, нахмурился и добавил: – Как будто это возможно, с этой бабой-пустоцветом.

На мгновенье он помрачнел, но тут же просиял.

– Наконец-то ты здесь. Мы уже отчаялись увидеть тебя. Кто сейчас на троне в Сарае? Каковы планы полководцев? Расскажи мне все.

Саша поел и напарился. Теперь ему хотелось спать – где угодно, лишь бы не на земле. Но он открыл глаза.

– Весной войны не должно быть, брат.

Князь удивленно посмотрел на Сашу.

– Не должно? – голос князя звучал самоуверенно и нетерпеливо. Выражение его лица было тем, что сохранило ему трон даже после десяти лет правления и трех осад.

– Я побывал в Сарае, – осторожно начал Саша. – И не только там. Я отправился в лагеря кочевников. Я говорил со многими людьми, не раз рисковал жизнью, – Саша замолчал, вспомнив раскаленную пыль, бесцветное степное небо, вкус странных пряностей. На фоне ослепительного города кочевников Москва была похожа на замок из грязи, построенный за день неумелыми детьми.

– Ханы приходят и уходят, это так, – продолжил он. – Проходит не больше полугода, прежде чем дядя или брат займет трон. У великого хана слишком много детей. Но это не важно. У полководцев свои войска, и они удерживают власть, даже если престол раскачивается.

Дмитрий на мгновенье задумался.

– Ты только представь! Победа будет непростой, зато сделает меня повелителем всей Руси. Нам не придется платить дань неверующим. Разве это не стоит незначительных рисков и жертв?

– Да, – согласился Саша. – Когда-нибудь. Но это еще не все. Этой весной тебя ждут проблемы рядом с твоим домом.

И брат Александр мрачно поведал великому князю Московскому о спаленных дотла деревнях, разбойниках и огне на горизонте.

 

Печь в углу комнаты только что растопили. Свет пламени едва освещал комнату, но, когда вошли слуги Ольги с глиняными лампами, тени трусливо отступили.

Мужчина не спал. Он лежал на полу, молясь перед иконами. Его длинные волосы разметались и сияли в свете ламп.

Женщины Ольги шептались и тянули шеи, чтобы разглядеть его получше. Их гул мог бы отвлечь святого, но мужчина не шевельнулся. Вдруг он умер? Ольга быстро подошла к нему. Но не успела она дотронуться до мужчины, как тот выпрямился, перекрестился и с трудом встал.

Ольга молча смотрела на него. Даринка, которая пришла вместе с лупоглазыми прислужницами, ахнула и хихикнула. Волосы мужчины спускались по его плечам, золотые, словно нимб святого, а глаза под густыми бровями были ослепительно голубыми. Его нижняя губа была красной: единственная мягкость на костлявом лице.

Женщины резко притихли. Ольга первой пришла в себя и вышла вперед.

– Благослови, отче, – сказала она.

Голубые глаза священника блестели от лихорадки. Пот спутал золотые волосы.

– Да благословит вас Господь, – ответил он. От его глубокого грудного голоса пламя свеч задрожало. Он не смотрел в глаза Ольги: он безжизненно уставился сквозь нее, на тени у потолка.

– Я уважаю вашу набожность, батюшка, – сказала Ольга. – Вспоминайте обо мне в своих молитвах. Но вы должны немедленно вернуться в постель. Этот холод смертелен.

Быстрый переход