Схему советское государство придумало довольно мудреную: если гражданин СССР умудрялся пробиться за рубеж и выполнял там мирный или военный «интернациональный долг», зарабатывал иностранную валюту, то вся она шла не на руки гражданину, а на счет во «Внешторгбанке». Там эта валюта пересчитывалась в некие виртуальные «инвалютные рубли», которых никто никогда не видел, но которые после определенного пересчета можно было получить в виде чеков «Внешпосылторга». А уж на эти чеки и можно было скупать дефицит в специальном магазине. По официальным правилам и инструкциям отовариваться в магазинах «Внешпосылторга» могли лишь люди, честно заработавшие свои чеки. Однако… Ежу понятно, что коль скоро в обычных советских магазинах джинсы и приличные кроссовки было не достать, то очень быстро появилась устойчивая прослойка паразитов (будущих коммерсантов), которые принялись скупать чеки у законных владельцев по цене 1:2, приобретать на них дефицит и перепродавать его втридорога. Дело в том, что официально советский специалист, потрудившийся за рубежом, мог обменять свои чеки на обычные «деревянные» рубли лишь в неинтересном соотношении 1:1.

В общем, паразиты копошились вокруг магазина на Макарова целыми днями и довольно скоро спелись с персоналом, который тоже не собирался вкалывать за сто двадцать деревянных в месяц. Дальше — больше: через некоторое время была частично скуплена и местная «лягавка», то есть 30-е отделение милиции, в котором раз в полгода разражались дикие скандалы после служебных проверок по поводу нездоровых связей. Местный отдел и городское управление БХСС перевербовали всех скупщиков и общими усилиями отгоняли от магазина заезжих гастролеров, желавших также нажиться на замечательной кормушке. В общем, сначала всем было хорошо — менты, перекупщики, продавцы и приезжие из загранки общались в любви и согласии, «тихо и богобоязненно», и жалоб никуда ни от кого не поступало.

Но человеку сколько ни дай — все мало! И перекупщики со временем открыли для себя новую золотую жилу, когда доперли, что законных владельцев чеков можно кидать — и практически безнаказанно. Дело в том, что на чеке имелось государственное клеймо: «продаже не подлежит» — то есть обменять его можно было лишь один к одному, а все прочее автоматически становилось спекуляцией! И тут же возле магазина появились кидалы, умело манипулировавшие языком и пальцами, — и вернувшийся из загранки народец стал частенько при неформальном обмене получать за чек не два рубля, а рубль — ну прямо как от государства! Естественно, потерпевшие с воем бросались в 30-е отделение, где местные опера им говорили:

— Обождите, обождите, чек стоит рубль?

— Рубль, — кивали облапошенные.

— Вам сей рубль уплачен?

— Уплачен…

— Так что ж вы тогда уголовный розыск тревожите?! Вот если вам куклу втюхают или всунут за тысячу чеков сто рублей мелкими купюрами — тогда и приходите! Мы тогда этих супостатов в Сибирь законопатим… Да, кстати, а где вы работаете? Ах, в институте «Гипроникель»… И что, много в вашем институте желающих слетать на Кубу, чтобы подзаработать?

— Ох, много.

— Ну так и идите… к себе в институт! А то зашлем вашему руководству представление о том, как вы пытались спекуляцией заниматься… Чек-то продаже не подлежит.

Обманутые выходили из 30-го отделения, как после ледяного душа. А тамошние опера и вовсе оборзели вскорости — посоветовали ломщикам отводить лохов на предмет развода за двести метров от магазина, туда, где уже не их земля — чтоб можно было, вообще не морочась, терпил в шестнадцатое отфутболивать. Конечно, не все сотрудники занимали такую позицию ради корысти — но у них была четкая установка на «отбой» заявлений, да и формально сделка «один-один» действительно была честной…

Знавшие все эти нюансы скупщики и кидалы жирели и наглели, по магазину ходили вальяжно, нехотя отвечая на вопросы жаждущих поменять чеки — то есть как бы уже они делали одолжение.