Ладно, только носил бы их при себе. Тогда с натяжкой можно было бы предположить, что больной человек всегда держит наготове дистиллированную воду для экстренных инъекций. Но ведь Мамедов находился в состоянии наркотического опьянения – это раз. И второе: он продал несколько подобных ампул. И продал явно не идиотам, а субъектам, которые, судя по следам от иглы на руках, хорошо разбираются в наркотиках. Так сказать, не дал умереть страждущим.

Новоселов вспомнил еще одного подобного лекаря. Это было дело о контрабанде наркотиков из Дели. Некий Абдуллин нелегально привез из столицы Индии партию ампул с бупренорфином по два миллилитра каждая. Хранить такое количество наркотиков у себя дома он не рискнул, спустился этажом ниже к соседу и договорился с ним о хранении части ампул у него. Затем договорился со знакомым врачом-реаниматором психбольницы, чтобы тот сбывал наркотик больным, страдающим наркоманией. Врач с упоением «лечил» своих подопечных – все равно что кормил волков ягнятами. Психбольница, образно говоря, на ушах стояла, пока лекаря не взяли с поличным…

Новоселов в сердцах швырнул карандаш на стол, поднял трубку и позвонил на мобильный своему оперуполномоченному.

– Юра! Я подписываю постановление. Отпускай Мамедова.

– Что?! – опешил оперативник. – Как отпускать, Сергей Анатольевич? Месяц его пасли, гонялись за ним повсюду, и вдруг отпустить?

– Делай, что я тебе говорю. Против Мамедова ни улик, ни вещественных доказательств. Одна вода…

Он кинул трубку, взял заварник и щедро насыпал туда «Седого графа». Все, пропала личная жизнь!

Глава 2. ФРУКТЫ, ШАМПАНСКОЕ И МОРЕ

Андрей смотрел на море через полуприкрытые веки. На влажных ресницах дрожали радужные капельки воды. С пляжа доносился шум волн и визг детей. Стакан ледяного шампанского, который он выпил по просьбе Князя залпом, наполнил тело ватной истомой. Андрей уютно развалился в пластиковом кресле. Он чувствовал, что впервые за последние полгода по-настоящему отдыхает. «Все-таки Гюндуз молодец, что вытащил меня сюда. Рай! Настоящий рай!»

Он с содроганием вспомнил, как отчим, обнимая хмельную рыжую женщину, кричал его матери, брызгая слюной: «Она теперь здесь хозяйка! Поняла меня? Твое время кончилось! Забирай свои вещи и убирайся вон!» Мать унижалась, плакала, просила отчима не торопиться с решением, а он, жуя жесткую тарань, крутил головой и все указывал ей на дверь. Андрей пытался увести мать из этого проклятого дома, но мать сопротивлялась, отрицательно качала головой и упрекала сына, что он еще совсем мальчишка, многого не понимает. Андрей в самом деле не понимал главного: если мать уйдет из этого дома, то где она будет жить? В Краснодаре у нее не было ни родственников, ни знакомых.

Он возненавидел ее за неразборчивость к людям и доверчивость, за то, что унижается перед этим тупым и жестоким человеком, который три года был ее мужем, и переехал в пропахшее медикаментами студенческое общежитие. Сессию сдал с привычной легкостью и скукой и, не задумываясь, принял предложение своего сокурсника Гюндуза Мамедова отдохнуть неделю у его отца в Геленджике.

Андрей, млея на солнце, прислушивался к негромким голосам отца и сына. Они говорили между собой по-азербайджански. Гюндуз, чтобы Андрей не чувствовал себя неловко, всегда переводил Андрею суть разговоров с отцом. Но сейчас Андрей притворился спящим, чтобы отец и сын могли спокойно поговорить.

– Девушка! – неожиданно громко позвал Мамедов-старший и щелкнул пальцами. – Пожалуйста, бутылочку коньяка, бутерброды с черной икрой, зелень-мелень…

«Хороший он мужик, этот Князь, – подумал Андрей.