Девятеро приносили Великую Клятву верности друг другу и избранной цели, перед тем как отправиться на Сен, чтобы навлечь проклятие на Колконора. До того случая такая клятва не приносилась много поколений. Она требовала поста, воздержания от питья и самобичевания…
Дахилис обхватила ладонями живот. Для ее тонкокостной фигурки он стал уже немалым бременем.
— Прошу вас, — умоляюще пролепетала она. — Мне нельзя. Я потеряю ее.
— Думаю, — успокаивающе проговорила Квинипилис, — это не относится к тебе, младшая, и к Иннилис. Что до остальных… — она обвела подруг гордым взглядом, — мы — выдержим. Или мы не галликены?
II
Последнюю ночь перед отъездом Грациллоний провел с Ланарвилис. Не случайно. Дахилис уже не допускала его к себе, и ему приходилось довольствоваться лишь поцелуями да надеждами на будущее, когда она станет матерью. Поэтому он дни проводил с Дахилис, а по ночам посещал по очереди остальных шестерых жен. Очередность посещений могла быть нарушена по многим причинам, не последней из которых являлся его близившийся отъезд, тем не менее Грациллоний немало удивился, получив известие, что этой ночью вместо Форсквилис его ожидает Ланарвилис.
Он оделся в праздничные одежды и постарался сделать хорошую мину. Королева встретила его на пороге, одетая в красно-золотое платье с низким вырезом. Серебряный венчик удерживал надо лбом белокурые кудри.
— Добро пожаловать, повелитель, — она протянула ему руку.
По исанскому обычаю он сжал ее ладонь.
— Благодарю, моя королева. Сожалею, что не мог прийти раньше. Приготовления к отъезду…
Ланарвилис хмыкнула.
— Я предвидела это и заказала ужин, который не испортится от долгого ожидания. Не окажешь ли честь попробовать его? Нам о многом нужно поговорить.
Рука об руку они прошли через роскошный дворец королевы, мимо большеглазых египетских портретов и греческих статуэток, мимо торжественных бюстов прославленных римских императоров, прямо в триклиний. Блюда и напитки были превосходны, почти лукуллов пир, в уголке стоял мальчик, тихо наигрывавший на лире.
— Моя королева очень щедра, — заметил король.
— Галликенам хотелось устроить для тебя достойные проводы, — отвечала Ланарвилис. — Мы обсудили это, и выбор пал на меня.
Грациллоний отхлебнул из кубка терпкое ароматное вино. Лицо королевы надежно скрывало ее мысли. Лучше, вероятно, перехватить инициативу.
— Ты прекрасно справилась, — сказал он, — но я подозреваю, что тебя избрали не только за достоинства твоего стола.
Она кивнула.
— Догадываешься, почему?
— Что ж, ты чаще всех из Девятерых участвуешь в деловой жизни города. Квинипилис в свое время тоже занималась этим, однако на ней уже сказываются годы. Остальные заняты каждая своим. Ты же ведешь дела корпорации Храмов. Ты часто имеешь дело с Сореном Картаги, а он не только Оратор Тараниса, но и влиятельное лицо в деловой и политической жизни Иса. Именно ты помогла мне наладить отношения с ним и с Ханноном Балтизи, Капитаном Лера. Ты лучше любого в городе понимаешь Рим. Будь ты мужчиной, Ланарвилис, я назвал бы тебя государственным мужем.
— А то, что я женщина, мешает тебе? — как бы про себя заметила она и продолжала громче: — Твои слова делают мне честь, о король. В самом деле, Сестры решили доверить сегодня мне говорить от имени всех — и не в последнюю очередь потому, что я, как ты заметил, дружески настроена к Риму. Рим так много сделал для цивилизации. Римский мир…
Она замолчала, задумавшись, и он закончил за нее:
— Мир, который теперь на краю распада и который я стремлюсь спасти. |