Не красавица, с раздавшимися к сорока годам бедрами и иссохшей грудью (она родила и вскормила пятерых дочерей), сегодня вечером Ланарвилис как будто помолодела на десять лет. Ее длинное, мягкого ворса платье горчичного цвета с блестками перламутра, присборенное на талии, скрывало изъяны погрузневшей фигуры; притирания придали матовый блеск коже; волосы были заплетены в косы, собраны в узел и скреплены массивным золотым гребнем. Глаза ее, такие же ярко-синие, как сапфиры в золотом колье на шее, лучились радостью. Она взяла его руки в свои.

— Да хранят тебя боги!

— Элисса! — воскликнул он в восхищении. — Ты прекрасна. Какие колдовские чары позволяют тебе оставаться вечно юной?

Ланарвилис улыбнулась, но в словах ее звучала горечь.

— Я была Элиссой когда-то, — сказала она тихо. — Когда-то очень давно. Теперь я Ланарвилис. Элисса — моя дочь от Лугайда, весталка. Ее служение вот-вот закончится, и она выйдет замуж. Так что я почти бабушка.

— Я забыл. Всего на миг. На один миг. Мне не следовало забывать.

— О Сорен, дорогой, прости меня. Я хотела… Я рада тебе. Наверное, это неправильно, — отняв руку, она указала на кресло. Они сели. Ланарвилис молча откупорила оплетенную бутыль и наполнила кубки. По комнате разлился терпкий аромат вина с Аквитанских холмов.

— Я истомился в ожидании ответа, — сказал он.

— Прости, — голос ее был спокоен и тверд. — Сестрам понадобилась моя помощь. Это потребовало времени. Для чего ты хотел повидаться со мной?

— Скоро король созовет Совет. Нам следует подготовиться к возможным неожиданностям.

— Что ты имеешь в виду? Этот Гра… Грало… Гра-цил-лоний уже принял старейшин и королев по очереди. Всем он показался весьма толковым и искренним человеком; с большинством его предложений старейшины согласились. Так что Совету останется лишь закрепить на бумаге наше соглашение.

Сорен нахмурился.

— Не очень-то мне верится в его искренность. Почему Риму вдруг вздумалось посылать к нам префекта, после стольких-то лет? Этот мальчишка, новый король, намекает на некие грядущие перемены и уверяет, что постарается сделать все, чтобы нас они не коснулись. Что он имеет в виду? Я чувствую, что знает король куда больше, чем говорит. Какой сюрприз Грациллоний — или Рим? — нам еще уготовят?

На лице Ланарвилис появилось странное выражение; оно застыло, словно превратившись в безжизненную жреческую маску. Глаза стали ярко-голубыми, осветившись изнутри светом тайного, недоступного непосвященным Знания.

— Я поняла тебя, — проговорила она бесцветным голосом. — И у Форсквилис в тот день было предчувствие…

— У Форсквилис? Она что, знала?…

— Да. Мы все знали.

Сорен неуклюже, словно руки перестали его слушаться, поставил кубок.

— Может, ты расскажешь? — осторожно спросил он.

И она рассказала.

Прикрыв веки, Сорен слушал рассказ о той страшной ночи на острове. Когда она кончила говорить, он потянулся к кубку, отпил и некоторое время сидел молча, не поднимая глаз.

— Нечто подобное я и предполагал, — выговорил он наконец, поглаживая бороду. — Хорошо бы намекнуть римлянину, что нам подвластно не только привести человека к городу и сделать королем, но и проникнуть в самые его тайные помыслы. Тогда, может, он станет более сговорчивым. Ко всем нашим бедам нам не хватало только короля — лазутчика чужой державы.

— Пришел к городу и стал королем он без нашей помощи.