Однако после одного-двух дней его пребывания дома родители уезжали из военного городка куда-то на другой конец страны, к Черному морю, чтобы вместе провести неделю или две, которые выпадали до следующего рейда. И Инна оставалась одна.

Но именно подобные мимолетные встречи с отцом приносили ей счастье. Все то время, пока он отсутствовал, Инна не отставала от своих братьев и других мальчишек – детей военнослужащих. Вместе со всеми она занималась спортом, училась стрелять, а на занятиях по политпросвещению лекторы пытались доказать им, что западная, в частности, американская, система порочна, что США загнивают и что СССР всего через два-три года догонит, а потом и перегонит Америку.

– Слышал последнюю хохму? – спросил один другого. – Брежнев встает на заседании Политбюро и говорит: «Товарищи (тут офицер стал копировать сбивчивую и немного шамкающую речь Генерального секретаря)… Товарищи! Америка стоит на самом краю экономической пропасти, поэтому задача этой пятилетки – догнать ее и перегнать!»

Странно, но другой офицер не выразил протеста, а только рассмеялся.

Спустя несколько лет Инна поняла, что не все так хорошо и гладко в жизни, как это представляли лекторы на занятиях по политпросвещению. Когда она выбиралась в большой портовый город, расположенный недалеко от их военного городка, то там видела, что единственное, к чему стремились практически все жители, – это каким-либо образом провезти из Японии контрабанду, будь то сигареты, поношенная, но продаваемая по жутко высокой цене одежда и иногда автомобили. Причем промышляли этим в основном не обычные люди, а те, кто имел власть и был облечен большими полномочиями, – чиновники, таможенники, представители партии, посещавшие Страну восходящего солнца.

Как-то Инна задала каверзный вопрос очередному лектору, полноватому усатому человеку, который часа полтора до этого вещал, что НАТО спит и видит, как атаковать рубежи нашей социалистической родины, что в Японии и Франции безработица по двадцать процентов, множество нищих, засилье капитала, а в СССР нет ни одного безработного, все свободны, сыты и счастливы.

– Есть вопросы? – спросил он, вытирая свою лысину большим клетчатым платком.

– Есть, – сказала Инна, даже не поднимаясь с места. В то время ей было одиннадцать лет. – Товарищ лектор, скажите, почему, если у нас все есть, люди в городе пытаются всеми возможными путями что-то провезти из-за границы? Но если там все загнивает и разрушается, то везти оттуда нечего. А ведь правда, и джинсы там лучше делают, и автомобили…

Лектор не ответил, замяв вопрос, начав опять нудно распространяться насчет того, что наша страна богата и буржуазные государства не выдерживают с ней сравнения.

Однако он сделал какую-то пометку в своем блокноте, и на следующий день маму Инны вызвали в школу. Так как школа располагалась на территории военного городка и все прекрасно знали друг друга, то директор, приятель отца и матери, не предпринял никаких мер против Инны.

– Ты знаешь, – обратился он к матери Инны, – что твоя дочка вчера ввергла в шок лектора из Москвы? Он мне так и сказал, что мы в бастионе советских подводников растим новый диссидентствующий элемент. И потребовал принять меры. Но когда я ему прозрачно намекнул, что он и сам нечист на руку, например, скупил у нас на базаре пар сорок колготок, джинсы, огромное количество банок кофе, то он замолк. Однако все-таки я бы предостерег на твоем месте дочь так открыто выражать подобные мысли, ее отцу это когда-нибудь могут припомнить, недоброжелатели есть у каждого, поэтому поговори с ней.

Мама поговорила с ней в тот же день, однако совсем не так, как ожидала Инна.

– Знаешь, дочка, – сказала она, закуривая очередную сигарету и пуская в потолок дым, – ты задала тогда вполне закономерный вопрос.