— Я весьма признателен, — сказал Вульф, ни с того ни с сего раздражаясь, — что вдобавок к ответу на мой запрос получил еще и этот поразительный пример вашего служебного рвения.

— Спасибо, — сказал дурацкий голос, — Нам показалось, что столь необычная ситуация может показаться вам интересной.

— И какие же выводы из этого следуют? Что люди, которые сходили с ума, немедленно сбегали и терялись, или… быть может, у вас есть какие-то еще более удивительные гипотезы?

— Мы не делаем выводов, сэр, — отозвался голос. — Наша единственная задача — предоставлять запрашиваемые данные.

— И вы справились с ней в высшей степени достойно, — заверил его Вульф, — сделали куда больше, чем того требовал от вас ваш служебный долг.

Но, насмешничая, он ощутил, как в его мозгу всколыхнулось возбуждение.

— Мы сейчас же отправим вам все данные, — сказал человек из Бюро информации, — Почтой. Или с нарочным.

— С нарочным, пожалуйста, — ответил Вульф, — И спасибо вам большое.

Он повесил трубку и застыл в кресле, прямой как стрела, в полумраке кабинета.

Неужели эти тупые болваны что-то нащупали? Неужели существует связь между исчезновениями и сумасшествием? Неужели действительно имеет какое-то значение факт, что число исчезновений с каждым годом становится все больше и больше, тогда как число случаев сумасшествия уменьшается? Два графика показывали прямую связь, но можно ли доверять этим графикам?

Он сидел, перебирая в памяти годы — годы, когда он участвовал в проекте, и годы до этого, когда казалось, что весь здравый смысл и весь человеческий опыт противоречат их затее, что из нее ничего не выйдет, что все их усилия пойдут прахом, как уже не раз случалось с прочими честолюбивыми замыслами Человека. Долгие и бесплодные годы, когда они не получали никаких результатов и даже хуже — когда, казалось, умерла уже всякая надежда. Скудные годы мучительных метаний, когда Доказательства Телмонта продемонстрировали, что цель проекта далека от безнадежной, но не указали никакого пути к ней.

И наконец, годы лихорадочной надежды, годы наблюдений за Странниками, которые нахально таращили на них свои пристальные, как у сфинксов, глаза, и в то же самое время совершали, возможно, то самое, что люди безуспешно пытались совершить на протяжении двух столетий, — совершали это без малейших раздумий и усилий, как человек переходит из одной комнаты в другую.

Так, значит, это природная способность, а не какой-то рецепт, который можно свести к математическим формулам, — философская концепция, ловкая манипуляция общими факторами? Неужели это нечто такое, что кроется в мозгу Человека, какая-то скрытая возможность, еще не до конца развившаяся, о существовании которой никто даже не подозревал?

«Предположим, — сказал себе Вульф, — только предположим, что…

Предположим, что эти исчезновения были своеобразным предохранительным клапаном, в точности так же, как и сумасшествие. Предположим, что Человек многие столетия спустя наконец-то развил лучший предохранительный клапан. Предположим, что, вместо того чтобы сойти с ума, человек, изнемогший под гнетом жизненных невзгод, попытался сбежать от них в прошлое. И предположим, он обнаружил там, что этих невзгод больше не существует, поскольку обстоятельства, которые создали их, остались в будущем и больше не существуют в той реальности, в которую он попал.

Если все это так, тогда получится именно та картина, которую показали графики, — снижение числа случаев сумасшествия и рост числа исчезновений. К тому же это вполне имеет смысл. По крайней мере, ничуть не меньше, чем сумасшествие. Пожалуй, даже побольше, поскольку сумасшествие навсегда ставило на человеке крест, тогда как тот, кто перемещался во времени, мог сохранить свою неповторимую личность и человеческую суть.