Алекс высидела час на испанском – это было скучно, но сносно, потому что от нее требовалось только запоминать. Все обсуждали Тару Хатчинс, хотя никто не называл ее по имени. Она была погибшей девушкой, жертвой преступления, городской, которую пырнули ножом. Люди говорили о телефонах доверия и психологической поддержке для тех, кого потрясло это событие. Аспирант, который вел у нее испанский, напомнил им, что после заката следует пользоваться предоставляемыми на территории кампуса услугами провожатого. Я была совсем рядом. Я была там от силы за час до того, как все произошло. Я прохожу мимо каждый день. Эти фразы Алекс слышала снова и снова. В словах звенели волнение и неловкость, в очередной раз доказывающие, что, сколько бы сетевых магазинов здесь ни открылось, Нью-Хейвену никогда не стать Кембриджем. Но по-настоящему напуганным никто не казался. Потому что Тара не была одной из вас, подумала Алекс, собирая сумку. Вы-то по-прежнему чувствуете себя в безопасности.

У Алекс было два свободных часа после пары, и она хотела провести их в своей комнате в общежитии. Она собиралась перекусить заранее припасенными сэндвичами, написать отчет для Сэндоу, проспать отходняк после белладонны и пойти на лекцию по литературе.

Вместо этого ноги сами понесли ее в спорткомплекс Пейна Уитни. Перекресток больше не был огорожен, и толпа рассеялась, но треугольный участок земли напротив комплекса по-прежнему опоясывала полицейская лента. Прохожие украдкой косились на место преступления и торопливо шли дальше, словно стыдясь, что кто-то заметит, как они разглядывают это жуткое место в холодном хмуром свете дня. Рядом была припаркована частично заехавшая на тротуар патрульная машина, а на другой стороне улицы стоял фургон службы новостей.

Алекс невольно подумала, что декан Сэндоу и другие члены йельской администрации сейчас наверняка проводят срочные совещания на тему минимизации ущерба. Раньше она не понимала, чем Йель отличается от Принстона и Гарварда и